Волки Второй мировой войны. Воспоминания солдата фольксштурма о Восточном фронте и плене. 1945

'Померания – территория к западу от Восточной Пруссии. помещение, чтобы помыться. Там стояли довольно большие емкости с водой или деревянные ведра, а также лежали кусочки мыла и полотенца для вытирания. Во время процедуры помывки присутствовали женщины, которые там работали под присмотром русского санитара. Мы, растягивая удовольствие, соскребали с себя грязь, но после этого начиналась пытка: нас снова отправляли на холод. Мы ждали свои лохмотья полностью раздетыми. В лучшем случае они были готовы через час, после чего их раздавали нам еще горячими и влажными от пара.

Мы стояли все это время на холодном цементном полу, на камнях или просто на земле снаружи. Все мы в это время зависели от милости погоды, и уже очень скоро каждый из нас приходил к выводу (и небезосновательно), что ад по сравнению с этим должен выглядеть просто санаторием.

Лишь самые железные из нас могли надеяться, что сумеют пройти через все эти процедуры без серьезного ущерба для здоровья.

Когда мы шли в Померании через город Лауэнбург (Лемборк), там все еще пылали пожары. То же самое творилось и в Бютове (Бытуве), в отличие от сельской местности, тела жертв из городов уже убрали.

Нас загнали в здание, которое раньше занимали чиновники городской управы и которое осталось неповрежденным. Мы шли мимо собранного здесь большого количества военнопленных. Они рассказали нам, что всех нас планируется перевезти в огромный сборный лагерь в городе X., где должно хватить места для размещения 50 тысяч человек. Здесь было произведено что-то вроде отбора по военным специальностям и были составлены списки по группам из 150 человек в каждой. Похоже, что здесь нас будут регулярно обеспечивать пищей, а о больных и раненых даже позаботятся военные доктора и санитары.

Как человек, обладавший кое-каким опытом, я, ни на минуту не задумываясь, обратился к русскому офицеру. Я объяснил, что у меня проблемы с желудком, и сразу же показал ему мою ногу, которая начала гноиться и сильно опухла. Он быстро осмотрел меня, знаком подозвал санитара и отдал ему какие-то распоряжения. Потом меня отвели в хорошо обставленную квартиру, где меня осмотрел доктор, а оттуда проводили на кухню этого все еще частично обставленного мебелью жилища. Там лежали двое солдат. Они вот уже несколько дней страдали от дизентерии. Теперь я стал третьим в нашей группе больных.

Русский санитар сразу же отвел меня на привычную процедуру гигиенической обработки от вшей, которая на этот раз, благодаря его помощи, заняла всего несколько минут. Затем этот лучший из Иванов приготовил мне на кухне постель, действуя почти так же, как мать, когда она стелет постель для своего сына. Моя постель представляла собой хороший матрас, который положили на плиточный пол, вместо простыни постелили несколько шелковых одеял, а сверху он бросил два пуховых одеяла. Как же я был рад такой смене обстановки! В ногах моей постели стояло ведро с крышкой. Двух других пациентов снабдили такими же ведрами.

Вскоре санитар появился снова с тарелкой вкусного наваристого супа. Кроме того, он принес мне хлеб, немного масла, мармелада, печенья и т. д. Я широко раскрытыми глазами смотрел на эти сокровища, но, как оказалось, мои соседи не особо заинтересовались ими. В любом случае я пихал все это себе в глотку, пока полностью не насытился, а затем через очень короткий промежуток времени мне пришлось посвятить себя очень неприятной грязной процедуре верхом на ведре.

Я думал, что умираю. Все изливалось из меня, будто кто-то открыл внутри меня водопроводный кран. Фекалии представляли собой кровавую пенную слизь. Все время моего пребывания там мой добрый храбрый иван без устали приносил мне вкуснейшие вещи, а потом забирал их назад почти нетронутыми. На какое-то время все мое питание стало состоять из опиумных капель, отвратительных горьких таблеток и сухих овсяных зерен. Меня постоянно терзала жгучая жажда, и при всем моем желании я и подумать не мог о том, чтобы выспаться. Мой желудок постоянно демонстрировал желание опорожниться.

В это время появился доктор. Он посмотрел на меня, потом на кровавую массу, печально покачал головой, угостил нас сигаретами и снова исчез. Через несколько дней мне нужно было уже собрать все свои силы, чтобы вовремя добраться до ведра. Ощущения в желудке не поддавались описанию. Затем я начинал чувствовать, будто теряю собственные внутренности.