Было создано много групп по роду занятий, рабочих бригад, которые были распределены по разным баракам. Только военнопленным разрешили жить вместе. Бараки были похожи один на другой, как плоды на дереве – они были одинаково устроены, люди располагались в них так же одинаково. В каждом здании жили по 250–300 человек. Барак делился внутри на более мелкие помещения, в каждом из которых устраивались примерно по тридцать человек. Так называемый старший по бараку имел рядом с дверью свой маленький «кабинет». В каждой комнате назначался старший, который подчинялся старшему по бараку.
Всюду царила безупречная чистота. Пока обитатели барака находились на работе, женщины должны были позаботиться о том, чтобы там было чисто. Здесь жили только те, кто выходил на работы, а больных или слабых немедленно переводили и помещали в так называемый санитарный барак. Там их переводили на «второй котел (kettle)», то есть вторую норму питания. Здесь же, у работающих, у всех у нас была первая, что означало, что работник получал на один литр более качественного супа в день больше плюс дополнительно двести граммов хлеба. Питания по «второму котлу» для человека было недостаточно. Как показало время, тех, кто так и остался в этой категории, уже ничто не могло спасти: рано или поздно все они находили свой конец на «песчаном холме».
Поляки кормили только тех, кто хорошо работал на них, да и то эти люди получали ровно столько, сколько было необходимо, чтобы поддерживать в них жизнь. Тот же, кому удавалось превзойти самого себя или создать о себе хорошее впечатление, получал небольшую премию в виде хлеба или каких-то крох табака. Тогда он переходил в категорию «образцового рабочего» и играл роль передового раба, и остальные должны были равняться на него и на выработанную им рабочую норму. Естественно, эти люди, в основном говорившие по-польски, не пользовались среди нас популярностью, но избавиться от них было невозможно, так как они находились под бдительной опекой и защитой польских надсмотрщиков.
К подобной же касте, в большинстве случаев считавшейся самой худшей, относились «капо» (контролеры, которые не выходили с нами на работы), которые так и не смогли определиться, поляки они или немцы. Для того чтобы доставить удовольствие нашим работодателям, они выступали в роли доносчиков, издевались над работающими, поставленными в низшее, по сравнению с ними, положение, доводя их до изнеможения. Быстро или медленно это происходило, зависело от характера самого капо. Вооруженные надсмотрщики-милиционеры были на 95 процентов неграмотными, и в хорошее время из них могли бы получиться в лучшем случае разбойники-душегубы. Они находили удовольствие в том, чтобы активно стараться довести больных, истощенных и беззащитных niemniec до «песчаного холма».
Так называемый kierownik (руководитель) был всемогущим начальником, царем и богом, в занимаемой им нише оккупационной власти. Его заработки росли по мере роста производительности труда, а его карьера зависела от того, насколько безжалостно он умел эксплуатировать своих рабочих. Лагерный комендант имел меньшее отношение к рабочему процессу. Он, как и штат его помощников, отвечал за дисциплину в бараках и во всем лагере.
Так называемый nazellnik является старшим начальником, и ему подчинялся весь лагерь до последнего уголка.
Тот, кого называют speziallnie, руководит особым отделом.
Его можно сравнить с бывшим немецким гестапо или русским ГПУ, и все испытывали страх перед этими людьми.
В свое время это обученное особым образом учреждение привело Германию к катастрофе, сегодня оно делает то же самое со всей Восточной Европой, а завтра, возможно, будет править и в других государствах тоже. Вот только куда это приведет?
Я решил записаться в рабочую группу и трудиться на ферме в 10 минутах ходьбы от территории лагеря. Естественно, из-за того, что я обессилел, о нормальной работе в полном смысле этого слова не было и речи.
Здесь мне очень помогли мой многолетний опыт и владение техникой. Поэтому, несмотря на состояние здоровья, мне удалось остаться в составе группы.
Наш «кировник» внимательно наблюдал за мной и, вероятно, ожидал, что в обозримом будущем я стану полезен в качестве грамотного советника или бригадира. Поэтому он берег меня, когда нам приходилось выполнять особенно тяжелую работу.
После работы следовало выполнить и еще кое-какие задачи, и я с удовольствием позволял возложить этот труд на себя, потому что каждому из участников по окончании разрешалось «загрести» из «свинской кухни» горсть вареной картошки.
Была и работа, которую выполняли во время обеда, и поэтому нам выдавали пропуска в лагерную кухню для получения дополнительной порции супа. Над всеми днями и месяцами довлел один лозунг: еда! Постоянное чувство голода стало для нас движущей силой, и поляки блестяще научились манипулировать этим, чтобы заставить нас работать.