Ко всему этому добавлялось постоянное чувство голода, которое, однако, переносилось легче, чем ночи в Потулице, о которых стоит рассказать отдельно. Вечернюю перекличку на большом плацу ненавидел каждый, и каждый стремится всеми самыми хитрыми путями избежать ее. Продолжительность переклички зависела от погоды и от настроения начальства, которое ее проводило, – от четверти до полутора часов.
Независимо от погоды мы вместе с остальными стояли перед нашим бараком в строгом строю по десять человек в ряд. Не двигаясь, мы ждем прихода старшего начальника или того, кого он назначит. С одной стороны мужчины, на другой стороне – женщины. Наш «босс» идет вдоль бараков в сопровождении starzie (коменданта лагеря), который записывает численность собравшихся обитателей бараков по данным старших по бараку.
В конце построения зачитывались (на польском и немецком языках) новые распоряжения, после чего давалась долгожданная команда разойтись.
Если какой-либо из бараков в чем-то провинился или если кто-то пошевелился в строю, то тогда обычно соответствующий старший начальник задерживал барак под таким-то номером и проводил с ним занятия там же, на опустевшей площади, пока люди не начинали падать от усталости. Еда, которую подавали сразу после переклички, быстро съедалась, и через полчаса звон колокола и свистки означали, что дана команда спать. Через 10 минут после этого весь свет выключался, и все были обязаны находиться на своих койках. Затем старший по бараку должен был пройти по всем помещениям и заново пересчитать людей.
Все помыли, высушили и положили свои котелки на предназначенные для этого места. Туфли или деревянные сабо выровнены по отношению к находящимся по соседству до сантиметра, и, согласно правилам, также тщательно выровнены и аккуратно сложены стопкой предметы одежды. Это называлось koskie, что означало «складывать кубики».
Пол был тщательно вымыт до самого дальнего уголка. А потом, как обычно, последний разговор, последний вопрос дня: что нам приготовлено на эту ночь?
В лучшем случае «визит устрашения» следовал в первые часы сна, однако, как правило, он откладывался и наносился переутомленным спящим людям уже после полуночи. Как по пожарной тревоге в помещения вламывалась группа коммандос в форме (от 4 до 6 человек) под руководством «спеца». Всех обитателей строили, и в девяноста случаях из ста находились причины для наказания, такие, как нарушение порядка или чистоты.
По комнате разбрасывались вещи, часто их выбрасывали в окно. Потом поляки орали дикими голосами – по-настоящему веселое зрелище. Эти бывшие рабы, превратившиеся в хозяев, редко бывали трезвыми!
Нас немедленно подвергали наказанию: все обитатели комнаты в одних рубашках проходили строевые занятия в 30-метровом коридоре. Нередко такие занятия проводили и на улице, особенно во время дождя, снега или мороза. Прожекторами можно было осветить большой плац, как днем. Здесь часто проходил урок «размягчения» 200–300 немцев, которых для обеспечения большего контроля часто делили на более мелкие группы. В той же манере эти садисты обрабатывали и женщин, причем даже более тщательно, чем нас.
Каждый восьмой вечер все обитатели лагеря должны были отправляться в баню и принять горячий душ. Эта процедура, которую в противном случае можно было бы лишь приветствовать, в П(отулице) превращалась в настоящее издевательство. Нам приходилось ожидать снаружи в бесконечной очереди, затем в переполненной раздевалке. Все это занимало по полночи, а потом, когда мы засыпали, наши всегдашние инспекторы лишали нас и второй половины ночи.
На другой вечер назначался медицинский осмотр, который тоже время от времени лишал нас сна. Доктор в поисках кожных заболеваний освещал яркой лампой каждый участок кожи. Главный врач назначает осмотр в определенном порядке. Он приглашает присутствовать на нем представителей лагерного начальства. Сама процедура осмотра выглядела так: в помещении рядом с ванной комнатой, освещенном ослепительно-ярким светом, комиссия инспектировала более или менее внимательно спереди и сзади, с ног до головы, каждого обитателя лагеря, и мужчин и женщин. На этот случай парикмахеры получали указания постричь, точнее, обрить волосы того или иного заключенного, которые успели довольно хорошо отрасти. Нескончаемо долгое ожидание доставляло такие же неудобства, как и потерянная для отдыха ночь. Процедура получила название «выставка чесоточных». Многие женщины плакали, а на следующий день все ходили злые и раздраженные.
В П(отулице) не следовало забывать и о постельных паразитах. Мы все находились во власти этих чудовищ. К сожалению, я был одним из многих, кого эти твари донимали особенно немилосердно. Они просто кусали нас до тех пор, пока мы не проснемся, после чего начиналась бессмысленная охота в темноте. Укусы горели как от огня, от них появлялись отвратительные опухоли. Ни о каком сне не могло идти и речи. К счастью, зимой эти мерзкие создания исчезали.