Волкодав (СИ)

— За то, что сравнил себя со мной. — Победоносно произнёс Крым, обрушив на меня, уже обезоруженного и уже обессилевшего от боя, ещё несколько ударов, одним из которых я и был скинут с седла в редкую степную траву.

Падая, я думал лишь о том, что снова не смог предотвратить варварское расхищение земли, питавшей мои силы, и людей, составлявших их немалую часть.

А потом мои глаза закрылись уже сами, и я даже был рад, что перестал чувствовать царивший на поле боя запах крови.

А вот Бахчисараю он, кажется, даже нравился.

Сноски:

[1] — Севрюки — служилое сословие из Северской земли (в России это Курская, Брянская и Белгородская области).

[2] — Каффа (совр. Феодосия) — город, в котором находился крупнейший рынок рабов на Чёрном море.

[3] — Шляхом называлась в 16-17 веках на Украине и на юге России большая степная постоянно использующаяся дорога. Обычно они выполняли торговые функции, но крымские татары набегали на Русь по ним же. Главным шляхом был Муравский, и проходил он практически через Курск. Сакмами же назывались дороги поменьше.

[4] — Ещё в 13 веке Липецк (тогда ещё Елец) вдохновил Курска идти против татар, что закончилось разорением их княжеств. На этой же почве они сильно поругались и начали воевать друг против друга, в процессе чего даже погибли оба их князя.

[5] — В начале 16 века, когда Курск перешёл в Россию и начались Крымские атаки, Брянск «донёс» Москве о связях брата с Литвой. Сделал он это для того, чтобы Курска убрали с передовой. И на какое-то время это действительно сработало, хотя Курску пришлось довольно долго разгребать все последствия. (Стародубский князь Василий Семенович донес на Василия Шемячича Рыльского).

[6] — Осенью 1570 года татарское войско из 6-7 тыс. человек под руководством царевича Алп-Гирея воевало под Новосилем.

========== I. Перелом ==========

Средь оплывших свечей и вечерних молитв,

Средь военных трофеев и мирных костров,

Жили книжные дети, не знавшие битв,

Изнывая от детских своих катастроф.

«Баллада о борьбе» В.С. Высоцкий

Середина сентября 1570 года. г. Москва, Кремль.

Этим утром Орёл проснулся в предвкушении чего-то необычного. Казалось, какая-то незримая сила буквально выдернула его в реальность в столь раннее время, когда солнце только-только показывается из-за соседних крыш возвышающейся вокруг крепости. Обычно в эти часы он еще нежился в тёплых объятиях кровати, но что-то подсказывало ему, что сегодня должно было произойти что-то интересное, важное, что-то, что изменит его жизнь раз и навсегда.

— Доброе утро, Вань. — Спустившись со второго этажа в столовую палату, он нашёл Тулу в кухне, прилегавшей к ней. — А я уже собиралась тебя будить. Ты помнишь, какой сегодня день?

И он вспомнил. Не то чтобы он не хотел чего-то или страшился, но совсем недавно его телу по человеческим меркам исполнилось шестнадцать, а этот возраст был совершенно особенным у них, олицетворений — после него они, наконец-то, становились взрослыми, ощущали родство со своей территорией в полной мере и, как и было положено каждому из них по судьбе, занимались главным делом своего народа.

Мечтой Орла с самого детства было летописание, он даже периодически ездил в Москву для того, чтобы научиться читать, писать, в том числе и красиво, с различными завитушками и украшениями, а также хотя бы одним глазком посмотреть на большие, тяжёлые и роскошные книги, хранившиеся в царских покоях. Последнее ему всё никак не удавалось: ещё бы, те фолианты были слишком большой редкостью, и их не показывали никому настолько постороннему и столь юному, как Орёл.

Всё свое детство он провёл рядом с матерью, Тулой[1], которая относилась к нему с той самой свойственной большинству матерей чрезмерной заботой о своем чаде. Отца же Ваня никогда не знал, и мать его, словно не желая вспоминать что-то старое и болезненное, отвечала на вопросы о нём кратко или односложно, изредка рассказывая небылицы. Она говорила, что отец Орла был очень храбрым и сильным олицетворением, и сокрушалась, что, скорее всего, он уже давно положил свою жизнь на алтарь военного дела. Но, чем старше становился мальчик, тем менее охотно он верил в эти сказки и всё чаще задавался вопросом о том, кто же все-таки был его настоящим отцом.

Жил Орёл вполне себе беззаботно: распорядок его дня особо ничем не был ограничен, кроме как учением, и поэтому он имел много времени на обдумывание всех происходящих с ним событий. Именно поэтому он рано начал вести дневник — он служил для него не только памятью, но и изо дня в день, шаг за шагом приближал его к мечте. Впрочем, своё время Орёл тратил не только на это: еще он любил общаться с самыми разными людьми и олицетворениями, слушать их, узнавать что-то новое. Но и природа не была чужда маленькому олицетворению — часто он, предупредив заранее мать, убегал куда-то в леса или на берега рек и там, наслаждаясь покоем и тишиной, записывал ход событий очередного дня.