Волкодав (СИ)

Постойте! Но ведь это же он — неопытный юнец, который, впрочем, ныне уже весьма сносно сидел в седле. А мама разве такая же? Она ведь не только опытный воин, но и глава Большой засечной черты, неужели она настолько не умеет ездить верхом, что не может справиться с лошадью в бою?

Орлу показалось это странным. Будто… Будто Тула что-то недоговаривала ему.

«А что, если её… Кто-то ударил? — Пронёсшаяся в его мыслях догадка тут же испугала его самого. — Но, если это так, то… Кто?»

И действительно: мало кто мог решиться на такое. Ксения ведь была не только опытной воительницей, но и телохранителем самого царя. Так что, это сделал кто-то кому она подчинялась, а иначе это же просто безумство! Но выше неё и был только царь, Москва. Не могло же так получиться, что в этом замешан именно он?!

В этот момент Орлу почему-то снова вспомнились слова Калуги. Она называла его их «последней надеждой». Это показалось Ване странным ещё тогда, но теперь голос тёти из воспоминаний будто бы зазвучал чётче, чем прежде. Какой ещё надеждой он должен быть и для кого? Как такой слабак, как он, вообще может быть для кого-то надеждой? Если он помнил правильно, Клавдия тогда говорила ещё и о том, что недовольна Москвой…

Почему, почему вокруг всё сводилось именно к этому олицетворению? Ваня уже ничего не понимал. «Я просто себя накручиваю, — думал он, — между нами нет никакой связи. Также нет, как у меня никогда не было и… Да что же это такое-то?! Мама же говорила, что он уже давно, скорее всего, мёртв! Скорее всего…»

— Мам, могу я у тебя спросить кое-что? — Ещё точно не зная, готов ли он задать этот вопрос, Ваня всё-таки начал говорить. Но ещё меньше он был уверен в том, что хочет знать ответ.

— Да, конечно, Вань. Что тебя беспокоит?.. — Тула смотрела на сына, желая выловить хотя бы какой-то намёк о будущей теме разговора, но Ваня всем своим видом старался не выдавать бушевавших в нём эмоций.

— Мам, а мой отец всё ещё жив? Кто он? Или, хотя бы, кем был?

То, что вопросы, которые Ваня и так много раз задавал маме, стали громом среди ясного неба именно теперь, было видно без лишних слов.

Тула молчала. Видимо она не знала, как ответить своему слишком любопытному ребёнку, и не понимала, почему его уже не устраивает её байка, придуманная ею много лет назад. Точнее, очень даже понимала, но не хотела признавать то, что Ваня уже начал что-то подозревать.

— Я же говорила тебе много раз, что он был воином. — Начала она свой старый рассказ, но Ваня не мог не отметить того, что теперь её голос как-то странно дрожал. — Однажды он ушёл в один из походов, и с тех пор я его больше не видела. Скорее всего, он уже давно погиб в каком-нибудь сражении… — Ксения улыбнулась, но в этот раз это вышло как-то натянуто. — Почему тебя это всё ещё так волнует, Вань?..

— Да так, подумал кое о чём… — Огорчённый нежеланием матери рассказать ему правду, Ваня снова задумался.

«Мама, ну почему ты не хочешь рассказать мне всё?! — Не понимал он её. — Я бы нашёл силы понять, я бы попытался…»

Тула не знала, как прекратить зашедший в ненужное ей русло разговор. Она была рада видеть Орла живым и здоровым, но эта тема была явно не той, на которую она была готова когда-либо говорить.

На её счастье, в дверь покоев постучали. Ксения, с трудом отпустив Ваню из объятий, отошла к двери и, переговорив с кем-то из своих людей, снова обратилась к сыну:

— Вань, мне нужно отойти по делам. Ты можешь остаться тут и чувствовать себя как дома. Можешь поспать, ведь ты, наверное, устал с дороги? — Она улыбнулась сыну. — Не скучай без меня. Я скоро вернусь.

— Хорошо, мам! — Он запнулся. — Береги себя!

И, когда тяжёлая резная дверь скрыла за собой его мать, Орёл снова погрузился в раздумья. Во всём происходившем было слишком много всего непонятного, но после разговора с Тулой Ване показалось, что мозаика уже начала складываться в нечто цельное.

Оказалось, Тулу от общения со столь неожиданно объявившимся сыном отвлёк никто иной, как Москва. После такого тяжёлого поражения он чувствовал себя довольно плохо — оно и не удивительно, ведь самочувствие олицетворения напрямую зависит от его людей. Тут же причина такого состояния царя была вполне понятна: после того, как Бахчисарай увёл в полон значимую часть населения столицы, сам Михаил оказался на грани. Опустошён он был и эмоционально: взятие самого сердца его страны, самого укреплённого её района, очень сильно ударило по его самооценке и планам. Прошлые победы над Казанским и Астраханским ханствами теперь виделись ему смешными, ведь этот позор практически полностью перечёркивал их. А тут ещё и положение в Ливонии обострилось! Выходило, что по всем направлениям нужно было срочно что-то предпринимать.