Волкодав (СИ)

— Всё, прекрати! Отвали и иди занимайся своей работой!

Словесная пощёчина сразу отрезвила Вадима: с его лица пропала улыбка, а сам он даже отступил на пару шагов. Брюнет пытался не выдавать своего огорчения, однако оно всё-таки просачивалось в уже бесповоротно испорченную обстановку. Стараясь не смотреть на блондина, Воронеж перевёл взгляд на ближайший линейный корабль — незаконченный, на котором, как и на всех остальных вокруг, уже давно кипела работа.

Алексей тоже отвернулся: было видно, что он не хотел прекращать их разговор столь быстро, однако свои принципы для него были всё ещё важнее.

Как бы ненароком бросив расстроенное «Дурак ты, Лёх», Воронеж, развернувшись, направился к своему, оставленному было ранее, делу. Уже через минуту топор Вадима снова застучал, и каждый удар его то и дело отдавался в голове Белгорода глухой болью от отчаяния и невозможности пересилить уже, наконец, себя и сказать Воронежу всё то, что он на самом деле думал.

— От дурака слышу… — Напуская на себя обиду, буркнул Алексей и осёкся, снова поймав свой взгляд на работавшем Вадиме. Белгород знал, что в последнее время он постоянно замечает себя наблюдавшим за этим дурнем, однако сделать он с этим ничего не мог. Более того, даже и не собирался, ведь движения Воронежа в работе вне зависимости от того, чем он занимался, всегда были такими отточенными, такими совершенными и мастерскими, что блондин невольно даже любовался им.

И почему Воронеж не показывал такого трудягу раньше?..

Почему же он притворялся ничего не умевшим и почти ничем не интересовавшимся глупцом, когда на самом деле мог быть не только весьма старательным, но и даже слишком хорошим в выбранной для него сверху стезе?

И, самое главное, почему же он сам, Белгород, так неприкрыто и часто напрямую глазеет на него, едва ли не подмечая каждое движение его рук?

Алексей понимал, что уже знает все ответы, но всё ещё гнал от себя неминуемость их принятия. Когда-нибудь он, наплевав на все свои правила, точно подойдёт и похвалит Вадима за старания и сам завяжет с ним нормальный разговор.

Когда-нибудь — точно. А пока ему оставалось лишь всё также скользить взглядом по прекрасной в работе фигуре друга и жалеть о настоящем, в котором он, Белгород, всё ещё столь упрям и горд.

2 августа 1572 года, вблизи д. Молоди современной Московской области.

Но это было ещё не всё. Худо-бедно поправив положение дел с одного фланга, Курск бросился в другие места, ведь помощь его и его теперь уже спутников остро требовалась буквально везде. Их, как олицетворений, почти что разрывали во все стороны, и Курск, случайно потеряв из виду друга и брата, спустя несколько минут уже и вовсе не понимал, в какой стороне они остались.

Глеб ещё никогда в жизни не волновался так, как в эти долгие минуты боя. Он мысленно молился, и молился не только за исход сражения, но и за то чтобы все дорогие ему олицетворения остались после него хотя бы живыми.

Но особенно он молил Бога об Орле, ведь никого другого ему не вешали на… Ведь никто другой не был приставлен к нему учеником.

В голове у Курска что-то щёлкнуло. Теперь уже он носился по полю битвы среди своих и чужих, ища только лишь одно знакомое олицетворение. Он помнил, что светлые волосы Орла были закрыты шлемом, а тело — доспехом, но Глеб уже настолько запомнил движения Вани, что, казалось, мог узнать их из тысячи.

Вскоре его опасения подтвердились. На противоположном краю от того места, где он спас из едва не замкнувшегося окружения Белгорода и Воронежа, и довольно далеко от холма, на котором всё ещё высился гуляй-город с Моршей и Ельцем внутри, Глеб вдруг заметил довольно открытую площадку, кое-где охраняемую одними из самых лучших воинов Крыма и, поняв всё, Курск, разогнавшись, въехал в круг, смяв по пути несколько пытавшихся его остановить и задержать врагов. Ещё не начавшие поединок Орёл и Бахчисарай замерли от неожиданности.

— Так вот чем ты тут занимаешься, собака! — Даже не пытаясь отдышаться после резкого манёвра, крикнул Глеб. — И не стыдно тебе на слабых-то нападать?!

— О-о-о, а вот и мой старый знакомый нарисовался. — Ухмыльнувшись, произнёс Крым то ли радостным тоном, то ли разочарованным. — Я всего лишь возвращаю долг этому парнишке. В тот раз ему повезло, но только в тот. Он, кажется, так и не понял, с кем имеет дело.

— Выбирай в противники ровню, скотина! — Грубо выхватив из ножен саблю, севрюк двинулся прямо на Крыма. — Ты долго бегал от меня, но теперь тебе не отвертеться!

И, когда клинки из сабель встретились, Орёл услышал лишь брошенные его наставником в свою сторону слова: «Не мешай! Хочешь — беги отсюда, я всё сделаю!»