Вольная русская литература

Программа четко выражена в коротенькой фразе Юрия Трифонова. В своем интервью итальянскому телевидению он сказал недавно (как будто он действительно может давать интервью): «Конечно, в нашей стране есть еще много недостатков, и мы пишем о них». Всего лишь «недостатков»! И – «еще»! То есть эти мелочи («недостатки») постепенно преодолеваются. А главное, критика этих «недостатков» допустима, то есть в стране есть возможность открытых дискуссий. И это действует, потому что это правдоподобнее.

Книги А. Зиновьева, в которых советское общество изображается почти натуралистически, воспринимаются во всем мире как гротескные фантазии, как гиперболизированная сатира, а книги Трифонова или Абрамова – как реалистические. По тому, с какой готовностью западные коммунисты подхватили всю эту промежуточную литературу, как охотно они переводят, издают и пропагандируют эти книги, приглашают для публичных выступлений их авторов, можно заключить, что речь идет о тактике, совместно продуманной и согласованной с советскими правителями. И чутье у них безошибочное. Всё, мало-мальски возвышающееся над ползучим описательством, разрозненно регистрирующим лишь побочное, неглавное, сразу же оказывается неприемлемым. И не обязательно книги, поднимающие большие проблемы советского общества, а просто книги, в которых находит свое адекватное выражение советская жизнь в любом ее аспекте и подлинная атмосфера советского общества.

Наиболее характерен в этом отношении, пожалуй, пример Битова и Аксенова, писателей вовсе не социальных, а скорее интроспективных. Власть была очень заинтересована в приручении этих двух талантливых писателей. Им снисходительно разрешали то, что строжайше запрещено другим, менее талантливым. Напечатали даже «Поиски жанра» Аксенова и даже не изменив финал. Но как только Битов заговорил в полный голос и создал крупнейшее свое и лучшее произведение, где целиком обнаруживается незаурядная личность автора, сразу же это оказалось неприемлемым для советской печати и для ее западных союзников.

И как только Аксенов после своих ранних фальшивых повестей, постепенно освобождаясь от условностей и уступок цензуре, стал идти к подлинному творчеству и расти как личность и как писатель, он тоже стал неприемлем. Подлинное искусство, в котором раскрывается человеческая личность во всей ее глубине и со всеми ее проблемами, страшно советской цензуре. Личность и свобода неразлучны. А свобода – первый враг тоталитарной власти.

Но как же нам относиться к этим промежуточным писателям? Вопрос нелегкий. Ведь не их вина, что режим их использует как орудие своей пропаганды. Не этого они хотели. Им хотелось в рамках дозволенного сказать хоть немного правды, дать русскому читателю хоть какое-то подобие литературы. И не всем же быть героями, не у всех достаточно смелости, чтоб бросить в лицо власти свой членский билет ССП, пустить свои рукописи в самиздат и быть готовым к аресту или преследованиям.

Популярная русская поговорка сегодня: «Выбирай себе крест по размеру». И так легко быть снисходительным к этим писателям, что даже наш великий проповедник жизни не по лжи в порыве великодушия (и благодарности за крохи правды) простил им всё и даже поставил их выше тех, кто действительно продолжает сегодня традицию классической русской литературы, традицию предельной правды и духовного подвига, традицию, выраженную двумя заповедями: «не могу молчать» и «жить не по лжи». Русская литература всегда была делом серьезным, а сегодня мы живем во времена слишком серьезные.

Настало время называть всё своими именами. Не время впадать в ребяческий восторг от удачных намеков «обманувших» цензуру или «обманным путем» протащенных правдивых строк. Это цензура обманывает нас, а не мы ее. Разрешенная правда подозрительна самим уже фактом еще разрешения. Значит, есть у власти серьезные мотивы для того, чтобы разрешить эту правду и тем самым прочнее закрыть другую, более важную и более страшную правду. И не время умиляться тому, что вот наконец-то на Запад стали приезжать настоящие русские люди. Появляются не кагебешные хари, создающие странное впечатление в мире о русской нации, а нормальные русские лица. Вот, мол, хорошо, и они мир посмотрят, и мир посмотрит на них. Кагебешная харя была точным портретом власти, а эти хорошие русские лица – маски, за которыми прячется свирепая власть. Разгуливая свободно по улицам Парижа и Рима, отвечая на вопросы газетчиков и выступая перед телекамерами, эти честные писатели играют в нечестную игру.