Вольная вода. Истории борьбы за свободу на Дону

Байер указывал на древнее происхождение казачества. «…Казаков можно было почитать за древний народ»; они еще «в 948 году жили в нынешней Кабарде близ Кавказских гор, где они от великого князя Мстислава в Российское подданство приведены были», — писал ученый немец. Историк считал казаков продуктом смешения представителей различных народов, волею судеб оказывавшихся среди сынов вольного Дона. Он отмечал, что казаки «всегда принимали россиян, поляков и других, которые у них искали прибежища». Еще важнее красноречивость общей оценки Байера: «Казаки почитались всегда за храбрый и сильный народ».

Описания Байера сильно контрастировали с положением на Дону в 1800 году. Это был страшный год в истории Дона.

Дон в неволе

«О казаках донских ничего не сказано; слышно, что они пойдут на Дон… их службу забудут; уподобятся крестьянам», — писал Александр Суворов вскоре после воцарения Павла I. Чем были вызваны такие мрачные для казачества прогнозы знаменитого полководца? В 1783 году южная российская граница передвинулась на Кубань. Это означало, что Дон теперь уже больше не пограничная река, а донские казаки потеряли статус фронтирсменов — людей окраины-кордона на стыке с маршрутами воинственных кочевников. Сохранять былые казачьи права и привилегии государству стало незачем, и проще было растворить вольных казаков в крестьянской массе остальной России. В XVIII веке так уже случилось в Малороссии, где простых казаков сделали крестьянами, а казачья старшина пополнила дворянское сословие.

Павел I начал с борьбы против крестьянских побегов на Дон. Один из первых его указов (12 декабря 1796 года) распространял крепостное право на землю донских казаков с целью прекратить «своевольные переходы поселян с места на место». Укрывательство беглых грозило наложением больших денежных штрафов. Следить за обязательным возвращением сбежавших крепостных должен был лично войсковой атаман. В случае промашки его ожидал гнев императора: «…Но если, паче чаяния, кто-либо будет признан в своей недеятельности или в небрежении, тот даст ответ пред нами», — как написано в царском указе. Про знаменитое «С Дона выдачи нет» следовало забыть навсегда.

Наступление на казачью автономию сопровождалось производством казачьей старшины в генеральские чины. В царствование Екатерины II в Войске Донском было всего четыре генерала, а при Павле I их число быстро перевалило за тридцать. Эта политика была призвана расколоть казачество. Как отметил историк Александр Сапожников: «Император последовательно старался превратить донскую старшину в обычных российских дворян и тем самым окончательно раздробить казачество на части. Если ранее старшину и простых казаков объединяли общие сословные интересы, то теперь она отделилась, сблизившись с дворянским сословием империи, но так и не получив всех его прав».

Положение на Дону осложнялось борьбой элитных группировок, которые пытались расправиться с конкурентами за власть с помощью доносов и обвинений в служебных злоупотреблениях и попрании законов империи. Первую и более многочисленную старшинскую группу возглавляли войсковой атаман Василий Орлов и генерал Дмитрий Иловайский. С ними соперничали влиятельные казаки под предводительством Дмитрия Мартынова и Матвея Платова. Поначалу все складывалось в пользу первых: Платов оказался в костромской ссылке, а в отношении административных прегрешений Мартынова начали следствие.

Но в конце декабря 1799 года на Дмитрия Иловайского и его сына Павла пришел донос «верноподданных Войска Донского жителей», который, по всей видимости, организовали сторонники Мартынова и Платова. «Под отеческим вашего императорского величества правосудием блаженствует вся Россия и всякий обиженный, будучи покровительствуемый священнейшими законами, находит себе от оных защиту и хотя правосудие достигает и в здешний край, но мало уважается или вовсе помрачается неправосудием начальствующего ныне в Донском войске генерал-лейтенанта Иловайского 1-го, который, за откомандированием войскового атамана Орлова, имея неограниченную власть производить дела более по своенравию и пристрастию, от чего сносим многие угнетения и обиды, от коих не имеем силы и средства себя защитить, так что вся власть здешнего правления зависит ныне от него, Иловайского, и сына его генерал-майора Павла Иловайского, и они под именем войсковой канцелярии делают все то, что хотят, удержать же их никто не может, а жалобу принесть не к кому…» — писали «верноподданные жители» в своем доносе. После этого пафосного вступления они обвиняли войсковое начальство в незаконном присвоении земли и крестьян, а также в коррупции при закупке лошадей для кавалерии. Схема удивительно знакомая и ничуть не устаревшая: Иловайский, по данным обвинителей, покупал лошадей не по 100 рублей, как им указывалось, а всего по 30. Этим нехитрым, но верным приемом Иловайский «учинил знатное корыстолюбие в свою пользу».

Время для доноса было выбрано удачно. Войсковой атаман Орлов находился в походе и не мог оперативно отреагировать на интригу.