«Чистосердечное признание» донских казаков в укрывательстве беглых последовало 12 августа 1800 года. В этот день в Черкасске собрались бывшие в войсковой столице офицеры и станичные атаманы. Собрание решило признать вину в незаконном приеме крепостных крестьян: казаки просили монаршего прощения, а в подтверждение искренности своего раскаяния обещали царю «всех беглых, какие есть ныне в пределах земли войска, отыскать и по команде представить». В тот же день прошение о помиловании, подписанное семью десятками офицеров и атаманами, было отправлено в Петербург.
Евграф Грузинов против «лытства»
Вечером 12 августа 1800 года, когда участники собрания в Черкасске уже разъехались по домам, Петр Грузинов попытался выехать из Черкасска, однако, наткнувшись на патруль, был задержан. О попытке младшего Грузинова покинуть город без разрешения властей было доложено атаману Орлову, который отправил казака Василия Пастухова в дом Грузиновых спросить о намерениях Петра.
Атаманского посланца встретил Евграф. Старший Грузинов изумился, услышав вопрос Пастухова. Брат Петр за последние несколько месяцев дважды беспрепятственно покидал Черкасск, отправляясь по различным делам в Ростов-на-Дону и Нахичевань. Евграф не мог понять, как могло случиться, что свободные казаки больше не имели права передвигаться по собственной земле без доклада начальству. Пастухов пытался служить хорошо, а потому повторил вопрос, подкрепив его ссылкой на авторитет атамана и генералов Репина и Кожина. В этот момент Евграф Грузинов взорвался: атамана Орлова он обругал в крепких непечатных выражениях, а царских генералов назвал «лытством» — лодырями, жалкими бездельниками.
На следующий день дом Грузиновых был окружен казаками во главе с атаманом Орловым и двумя царскими генералами. Евграф Грузинов отказался добровольно покинуть жилище, казакам приказали стащить упрямца с облюбованного им чердака. После короткой потасовки Грузинова выволокли из дома, раздели, заковали в кандалы и бросили в черкасский каземат.
Вскоре начались допросы. Причем Репин и Кожин допрашивали не только Евграфа Грузинова, но и его младших братьев, других домашних, а также казаков, которые были свидетелями вольных речей отставного полковника. Генералы искали большой заговор против царя и законной власти. Старший Грузинов не таился и прямо говорил следователям о своих убеждениях. Евграф Осипович «сделал разделение между донскими и великороссийскими подданными», из материалов судебного дела невозможно точно понять, какого рода было это разделение: сословным, этническим или культурным. Но очевидно, что Грузинов этим желал подчеркнуть самобытность казачьего уклада и вольных традиций Дона в противоположность рабскому крепостничеству великоросских губерний.
Генералы указывали Грузинову, что своими действиями он и его брат нарушили закон, на страже которого стоит сам император. «И в законах есть много лишнего», — заметил на это казак. Таким ответом он подвергал сомнению основу государственного порядка и фундамент имперских иерархий — законодательство. Даже скупые и предельно лаконичные ответы полковника на допросах вызывали полное недоумение следователей, которые характеризовали его слова не иначе, как «гнусные и мерзкие брани, от которых одной мысли содрогается сердце каждого верноподданного». Нервировала дознавателей и манера Грузинова вольно рассуждать о государственных порядках и законах. Один из кумиров эпохи Просвещения — закон не подлежал толкованиям, а только исполнению. О нем, как о Боге в произведениях Августина, не следовало болтать. В ходе следствия казаку-вольнодумцу «напомнили» о том, что законы «должны исполнять все… без всякого об них умствования». Грузинов давал на все генеральские вопросы краткие и бесстрашные ответы. Когда его начали упрекать и стыдить за измену верноподданнического долга, Евграф Осипович спокойно заявил, что не признает себя подданным императора Павла I, а значит, ни в чем пред ним не виноват.
«Тот, кто хочет стать сильнее власти, должен научиться без страха смотреть в глаза приказу и найти средство вырвать его жало», — писал философ Элиас Канетти в известной книге «Масса и власть». Поведение Евграфа Грузинова на многочисленных допросах и его ответы словно вдохновлены этой бунтарской максимой.
«Две зловредные бумаги»
Их нашли на чердаке дома Евграфа Грузинова, и они стали основным доказательством «преступных замыслов» донского казака. Роковые листки ныне хранятся в Российском государственном историческом архиве. С виду они крайне неказисты, текст даже не написан, а скорее поспешно нацарапан. Поэтому его трудно разобрать, осмыслить еще сложнее.
Впервые научный анализ содержания «зловредных бумаг» Грузинова был проделан историками Николаем Коршиковым и Владимиром Лесиным. Согласно их выводам, Грузинов по своим общественно-политическим убеждениям являлся «представителем революционной мысли и действия радищевского типа», мечтавшим «о победе международной революции».