Вольно дворняге на звезды выть (СИ)

— Девчонка, с которой я вчера говорил. Красивенная такая. Волосы длинные. Сиськи. Глазищи. Вспомнил, не? Я бы сразу вспомнил. Я ж не пидор.

Это работает. Взгляд возвращается к его глазам, и теперь он другой. Не спокойный и не безразличный.

— Ага. Вижу, вспомнил.

В Австралии есть такое понятие — синдром высокого мака. Если какой-то мак вырастает слишком высоким, его просто подрезают до нужного размера. Дело пары секунд.

Хэ Тянь отталкивается от стены, тут же становится выше. Приходится немного запрокидывать голову. И в грудной клетке слабо гудит. Дистанция умирает — от этого умирает злость и раздражение. На это тоже уходит не больше пары секунд.

— Ты приехал, чтобы по роже получить?

Хочется ответить: господи, да. Но он отвечает:

— Давай, рискни здоровьем.

Они смотрят друг на друга, пока не становится тяжело дышать. Рыжий напряжён, готов к летящему кулаку в любой момент. Хэ Тянь расслаблен — но смотрит так, словно мысленно (медленно и со вкусом) убивает его, как какой-нибудь псих типа Ганнибала.

И он действительно поднимает руку, но Рыжий не уворачивается в сторону, потому что это не удар. Слишком медленно. Просто берёт Рыжего за подбородок и вглядывается в лицо. Пытается что-то увидеть, понять, рассмотреть.

Спрашивает сипло, будто у самого себя:

— Откуда ты взялся, а.

У Рыжего напрягаются крылья носа, напрягается лоб. Он чувствует, как горячеет лицо, но, блядь, не отворачивается. От прикосновения хочется сглотнуть, хочется качнуться вперёд, и это пиздец, потому что…

— Я не педик, — говорит он, слегка скаля зубы.

Получается слабо, как будто все силы выкачали. Возможно, он просто слишком долго бесился, и теперь ему кажется, что, если этот мудила сейчас уберёт свою руку от его подбородка, Рыжий сложится на пол, как карточный дом.

Хэ Тянь усмехается краем рта.

— Хорошо. Значит, у нас есть что-то общее.

Подушечка его большого пальца касается нижней губы. Того места, где хирург зашивал её после уёбков Гао. Сейчас осталась небольшая неровность и светлый шрам, как вечный сувенир, который налепили на холодильник. Раз и на всю жизнь.

Самое пугающее в том, что Хэ Тянь даёт Рыжему шанс уйти.

Шанс отклониться. Шанс ударить его по руке, оттолкнуть, отшатнуться, послать его на хуй. Но Рыжий, видимо, слишком привык просирать все свои шансы.

От поцелуя пробирает, почти сводит судорогой челюсть. Рыжий не дышит, только чувствует, как Хэ Тянь целует шрам на его нижней губе, и это немного влажно — он почти не раскрывает рта. Настолько медленно, что на секунду кажется: мир завис в слоу-мо, как в заглючившей матрице. Сердце пережёвывает напряжённую глотку. В висках стучит. Он смотрит на лицо Хэ Тяня, на его прикрытые глаза, на тень волос, падающих на лицо, и в груди почему-то начинает тупо болеть.

Если бы пальцы не касались его подбородка, Рыжий бы не почувствовал, как дрожат у Хэ Тяня руки. От этого почему-то шибает под дых и в голову. Поцелуй настолько сдержанный и контролируемый, настолько отличается от того, первого, что Рыжий не готов к его окончанию. Когда Хэ Тянь поднимает голову, он против воли тянется за его губами приоткрытым ртом. Только через секунду до него доходит вся эта байда, и он застывает. Слегка отшатывается.

Хэ Тянь слегка заторможен, смотрит так, будто только что сунул палец змее в рот, а она решила его не кусать. С напряжённым ожиданием и предупреждением в тёмных глазах. Тихо спрашивает:

— Так что там о Ван?

Рыжий резко выдыхает, отворачивает голову. Коротко облизывает губы, но тут же жалеет: на вкус это так, словно Хэ Тянь недавно пил мятный чай.

— Ты шизанутый, мажорчик, — произносит он. — Тебе говорили?

— Редко.

Рыжий видит, как медленно расслабляется его лицо. От облегчения начинает болеть сердце, но он это игнорирует. Говорит:

— Ещё раз ты полезешь ко мне вот так, пропишу тебе, понял?

— Да ты и сейчас можешь.

Рыжий сжимает губы. Нет, не может. Он всё ещё чувствует прикосновение дрожащих пальцев к своему подбородку. И понятия, блядь, не имеет, почему до сих пор не месит Хэ Тяня кулаками, до сих пор не несётся по ярко освещённому коридору к лифту. Просто — нет. Эта студия отрезает их от внешнего мира, здесь всё словно происходит по другую сторону кривого зеркала. Здесь можно прислушиваться к тянущей боли в рёбрах и едва ощутимому вкусу на языке.

Он встречается взглядом с Хэ Тянем. Ещё пару секунд хмуро смотрит на него, потом качает головой, разворачивается, идёт в сторону двери.

Он понятия не имеет, нахера приезжал сюда. Поцелуй горит на губах, во рту горит желание втянуть нижнюю губу и прикусить шрам, как он делал постоянно, пока шов заживал — сдирал корку и не давал затянуться.

Дебильная привычка.

— Я рад, что ты приехал, — говорит Хэ Тянь его спине.

Рыжий оборачивается на ходу. Видит, как тот складывает руки на груди и усмехается, слегка запрокидывая голову. У Рыжего появляется острое, страшное ощущение, что сегодня он спас чью-то жизнь. Что кто-то задел локтём вазу династии ебучей Мин, а она грюкнула поножкой, покрутилась на месте, но устояла.