Ты равен мне, и я меньше всего хочу, чтобы ты мучился. Ты должен страдать, но лишь тогда, когда я, например, порю тебя или связываю, или играю с тобой в охотника и жертву.
Люциан… Я счастлив, когда ты берёшь меня за руки, переплетаешь пальцы и с верностью смотришь в глаза. Да, такой не станет изменять. Для тебя я герой и икона. Может быть, даже твой идол. Твой бог. Такой верный адепт — и что я делаю с тобой? С собой? Я определённо погорячился, когда стал искать тебе замену при нашем временном расставании. Вереница черноволосых трупов… Они всё равно не могли затмить моё Солнце. То есть тебя. Так, второсортные и давно мёртвые звёзды. Я был ослеплён и одурманен одиночеством.
Когда-нибудь я перестану причинять тебе боль. Не знаю, когда наступит этот день. Наверное, настоящее Солнце просто в этот момент потухнет и поменяется местами с Луной.
Я люблю тебя и наконец-то это понимаю. Я хочу для тебя контролируемой боли, но не больше. Боль только от пряжки ремня, а не из-за моих промахов. Боль от активно проведённой ночи, а не из-за моих слов или неверных действий. Чтобы ты морщился, если я пережарил, например, омлет, а не потому, что я изменил тебе. Как ты вообще до сих пор в глаза мне смотришь? Я бы давно убил тебя за измену, а ты простил. Это ли сила любви?
Последний вопрос отозвался эхом в голове Люциана. Он был поражён такой откровенностью со стороны Молоха. Глаза генерала были на мокром месте. Он глупо улыбался, с прищуром глядя на главнокомандующего, и был готов вот-вот сорваться с места, чтобы как можно крепче обнять любимого. Стакан в руках Люциана треснул и рассыпался на осколки. Некоторые из них остались в руке, но генерал этого не заметил. Молох поднялся и приблизился, чтобы помочь генералу с ранами, но вместо этого угодил в крепкие объятия.
— Мне никогда такого не говорили, — сквозь стиснутые зубы прошептал Люциан, чувствуя боль в руке и пульсирующее тепло в груди. — Я и не подозревал о том, какой ты красноречивый.
— Ты тоже думал, что я тупой амбал, не так ли? — усмехнулся Молох и зарылся носом в волосы Люциана за ухом.
— Нет! — поспешно ответил Моргенштерн, за что получил чувственный поцелуй.
Ладонь ныла, но ощущения от поцелуя были сильнее. У Люциана закружилась голова, он заулыбался сквозь поцелуй и пальцы здоровой руки запустил в волосы Молоха. Когда главнокомандующий отстранился, генерал покусал губы, с верностью глядя тому в глаза. Молох осторожно взял в свои руки больную ладонь Люциана и стал с осторожностью вытаскивать крупные осколки. Люциан терпел, стиснув зубы, и иногда только тихо мычал от боли.
— Не знал, что моё признание произведёт на тебя такое впечатление, — хмыкнул Молох. — Стакан мог и не портить.
— Это вышло спонтанно, — оправдался Люциан. — Я не мог представить, что ты способен на такое. Я слушал и понимал, что всё перенесённое мной не зря. Я наконец понял, что нахожусь на своём месте. Я окончательно убедился в том, что ты меня любишь.
— Я всегда любил тебя, — усмехнулся Молох, рассматривая ладонь на предмет более мелких осколков. — Просто по-своему. Ты прошёл со мной сквозь огонь и медные трубы, ты достоин того, чтобы я разговаривал с тобой на равных. Я захотел сделать тебя своим мальчиком ещё со времён армии. Не совру, если скажу, что я люблю тебя очень давно. Моего Люциашку. Мою принцессу.
— Перестань меня так называть, — шутливо возмутился Люциан.
— Тебе разве не нравится? — притворно удивился Молох.
— Представь себе, — продолжал генерал.
— Я называл и буду тебя так называть, а все претензии принимаю в письменном виде.
— Да ты даже не прочитаешь!
— В этом вся прелесть письменных отчётов.
— Ну ты и сволочь.
— Твоя любимая сволочь, — улыбнулся Молох, прищурился и губами коснулся окровавленной ладони. — А тебе есть, что сказать?
— Ты думаешь, после всего, что мы пережили, у меня остались силы столько говорить? — засмеялся генерал. — Нет уж, я не такой мастер речей, каким вдруг оказался ты.
— Да ладно тебе, скажи лишний раз, как ты любишь меня, я послушаю, слёзки пороняю, — фыркнул Молох и уткнулся Люциану в грудь.
— Не ронял я никаких слёзок, — заупрямился генерал. — Просто это ты дурак.
— Ты скажешь что-нибудь, иначе я сломаю тебе руку, — с улыбкой выразился Молох.
— Узнаю прежнего деспота, — хмыкнул Люциан. — Хорошо, я отвечу, если ты так хочешь, но сначала… — генерал отхлебнул текилы из бутылки и взбодрился.
— Молох… У тебя громкое имя и наверняка богатое прошлое. Что я могу противопоставить могущественному богу войны? Пожалуй, что ничего. В сравнении с тобой я стою ничтожно мало. Как уже упоминалось, я всего лишь высший, в то время как ты могущественный первородный демон. О тебе ходят легенды, тебя боятся и предпочитают обходить стороной. Не могу сказать такого о себе. Не знаю, почему однажды твой выбор пал на меня.