– Разведал яз, государь-батюшка, – говорил Иван Иванович, – о постоянном вестовом гоне из Вереи в Тверь, а из Твери в Литву и Польшу. Владыка Вассиан мне тайно сказывал: бывали-де в Твери и некои греки-униаты от двора государыни Софьи, которых ты к чужеземным государям посылывал.
– Ты узнал их имена? – спросил Иван Васильевич.
– Траханиоты, полагает владыка-то, а имен их не ведает. Послы сии таились вельми. Сам же князь Михайла их никому не объявлял, принимал один, токмо со своим дворецким.
– Добре, – задумчиво произнес государь. – Ну, далее сказывай.
Он был внешне спокоен, но руки его стали заметно дрожать. Видя это, Иван Иванович поспешил продолжить свое повествование.
– Когда из Твери мы сюда ворочались, – говорил он, – наши дозоры в лесу литовском, ближе к рубежам нашим, нашли в чащобе одной обглоданный зверями костяк конский, а на нем седло. Возле коня лежал костяк человечий, на котором портище все истерзано в клочья, а лицо и тело тоже звери объели. Кто сей, признать не могли. Меж костей стрелы были, а на человеке через плечо сумка. В сумке же, в малом совсем ларце липовом, была вот сия грамотка…
Иван Иванович протянул отцу небольшой исписанный кусок бумаги и добавил:
– Оленушке про сию грамотку яз не сказывал. Боюсь, встревожит, на сносях ведь…
– Не по-русски здесь писано, – медленно проговорил Иван Васильевич, рассматривая буквы, – а с нашим письмом сходно.
– По-грецки сие писано, – глухо произнес Иван Иванович и, взяв у отца бумагу, прочел: «Агапитэ патир кай василевс. Та эхаса тин харан му…» – Он оборвал чтение и добавил: – А все, что тут написано, по-русски означает: «Любезный батюшка и царь. Яз не чую собя от радости, сведав о твоем получении купно с моей грамоткой и грамоты из Москвы. Его святейшество папа будет весьма доволен. С любовью руку твою целую. Верная дочь твоя Марья».
Иван Иванович взглянул на отца и слегка дрогнул, увидев его белое как мел лицо. Помолчав, Иван Васильевич тихо сказал сыну:
– Тяжко нам без Федора Василича. Вборзе изыму его из рук басурманских. Ныне же ты, Иване, един со мной. Не спущай глаз своих с сего великого зла…
Старый государь в раздумье медленно пошел было к окну, но тотчас же обернулся. Он снова стал таким, как всегда, и спросил бодро и твердо:
– Князю Михайле и его крестоцелованью веришь?
– Ни на един миг, государь-батюшка, – быстро и уверенно ответил Иван Иванович.
– Как же мыслишь? – снова спросил Иван Васильевич.
– Все время яко на ратном поле быть с Тверью…
– Истинно! – сказал Иван Васильевич. – Михайла-то Казимиру под руку пойдет, а нам Тверь не отдаст…
– Сами возьмем! – пылко перебил отца молодой государь.
Иван Васильевич ласково взглянул на сына.
– Оба мы для Руси порадеть должны, – сказал он и добавил многозначительно: – Зорок будь и со всех ее ворогов, какие бы ни были, глаз не спущай… Ну, иди с Богом, надежда моя…
Глава 4
Взятие и воссоединение Твери
В сентябре пришла весть на Москву о смерти папы Сикста IV.
– Сие точно и достоверно, – докладывал обоим государям за ранним завтраком дьяк Майко, – ранее-то были токмо слухи, а ныне из Колывани купцы весть привезли: «Преставися папа Сикст в четверток на двенадцатое августа в пять часов нощи, а нового папу звать Иннокентий осьмой».
– А что о новом папе бают чужеземцы? – спросил Иван Васильевич.
– Бают – он много хуже усопшего. Тоже великий, бают, разоритель будет. Пьяница, женок всяких и девок круг него невесть числа, детей от них великое множество…
– До сего нам дела нет, – перебил Иван Васильевич, – сие его гребта. А вот как он с Польшей и Литвой, как с басурманами?
– О сем бают разно, – продолжал дьяк. – Смута везде. Одной рукой, бают, новый папа деньги на Крестовые походы собирает, а другой рукой тайными грамотами с султаном Баязетом о дружбе ссылается…
– При таких делах, – заметил Иван Иванович, – крулю Казимиру есть о чем думу думать…
– У круля-то и так борзости мало было с Москвой биться, – добавил насмешливо Иван Васильевич, – а нынче и того менее будет. Ежели вот наместник Христов и разоритель Гроба Господня лобызать друг друга учнут, то Казимир-то меж двух огней окажется.
– Истинно! – смеясь, воскликнул Майко. – У Казимира-то, опричь всего, неполадки с уграми и чехами. Блазнят еще круля сии два престола – сынов у него много.
– Нынеча, мыслю, – продолжал Иван Васильевич, – Казимир-то намного к Михайле в Тверь запоздает, да мы все едино ждать не будем. Придем, Бог даст, еще поранее его!
Государь с веселой усмешкой взглянул на сына, но быстро отвернулся, заметив, что тому не терпится что-то сказать.
– Андрей Федорыч, – обратился он к Майко, – как все содеяно по приказам нашим в Новомгороде? Есть у тобя вести от наместников?
– Оповестил меня наместник-то новгородский Яков Захарыч, что задержал он много старых посадников и тысяцких, вдов их и других именитых бояр и боярынь, которые разные сговоры вели с крулем ныне или в прежнее время. Задержанных пытал и про всю крамолу у них вызнал.
– А казну и села их? – спросил Иван Васильевич.