Вольное царство. Государь всея Руси

Когда Иван Иванович закончил рассказ, старый государь сказал Товаркову:

– Вот тобе, Иван Федорыч, опись наделка покойной княгини моей. Токмо взгляни поострей, нет ли в деле сем, опричь саженья, коромолы какой. Разумеешь?

– Разумею, государь, – ответил Товарков, – успеть бы: не упредили бы нас вороги.

– Иване, – прервал Товаркова Иван Васильевич, обращаясь к сыну, – покличь Петра Василича, дабы принес бумагу и воск.

Дворецкий явился с зажженной свечой, с пером, чернильницей, бумагой и воском. Поставив и положив все это на стол, он вышел.

– Пиши, Иване, – приказал Иван Васильевич сыну: – «Великий князь, государь всея Руси Иван и великий князь Иван Младый повелевают тобе, князю Турене-Оболенскому: сотвори с князьями верейскими, как укажет тобе боярин Товарков Иван Федорыч».

Когда грамота была написана, оба государя сделали на воске оттиски своих именных перстней.

Принимая эту грамоту из рук государя, Товарков спросил:

– Под стражу брать?

– Возьми молодого князя с царевной Марьей. Старика не бери. Иди.

– Будьте здравы, государи, – кланяясь, простился боярин и направился к дверям.

– А как у тобя новгородцы-то? – спросил вдогонку Иван Васильевич.

– Добре, государь, – усмехнулся Товарков, – мой поп-то, Иван Гречновик, уже исповедует их.

– Ну, иди. Ворочайся борзо. Дай Бог тобе удачи.

На третий день после отъезда в Верею племянника Захария Селевина Софья Фоминична за ранним завтраком получила радостную весть. В Москву из Вереи прискакал через село Подол[133] молодой Афанас Григорьевич Яропкин, из смоленских бояр.

Государыня принимала его в тайном покое при одном только дворецком Димитрии Траханиоте.

– Племянник Захария прибыл в Верею, – говорил Яропкин по-итальянски, – к самой ночи, почитай, на сутки ранее Товаркова и князя Турени…

– Успел, слава Богу! – воскликнула Софья Фоминична.

– Упредили, государыня, – продолжал Яропкин. – Успел князь со княгиней Марьей все собрать из казны своей. Взяли всех слуг своих верных.

– А гонец от папы? – спросил Траханиот.

– Тот еще накануне отъехал в Тверь, а оттоле в Литву на Великие Луки.

Софья Фоминична перекрестилась и с улыбкой сказала:

– Теперь я совсем спокойна. Расскажи все подробно.

– Князь Василий Михайлыч, воевода весьма искусный, – начал Яропкин, – мигом все решил. Составил крепкий отряд из лучших и верных конников. Назначил передовые дозоры, выделил небольшую часть отряда, дабы тыл прикрывать на случай погони и с пути ее сбивать.

– Куда же погнал он? – спросил Траханиот.

– К истоку реки Протвы, напрямки к литовскому рубежу. Догадался я, что на Вязьму он побежал, и сам в тот же часец на Москву погнал…

– Ну, а где рубеж он хотел перейти? – спросил Димитрий Траханиот.

– Ведал князь Василь Михалыч, где и какие наши заставы у рубежей стоят. Выбрал самую слабую, у Протвы.

– Ну, а как удалось им? – снова заволновавшись, спросила государыня.

– На другой день, когда я уже обедал в монастырском селе, пригнали туда также некоторые из дворских князя верейского. Говорили мне, что лютый бой был у Протвы. Разбил князь нашу заставу и в Литву перешел, а литовские заставы ему помогли…

– Почему же дворские бежали? – спросил Траханиот.

– Сказывали они, что князя Оболенского испугались. Он вдоль рубежа к Верее от Можая спешил, и боялись боярина Товаркова, который со своим отрядом конников ближним путем тоже в Верее шел. Говорят, в сем бою у Протвы много было убитых и раненых.

Задав еще несколько вопросов Яропкину, Софья Фоминична ласково сказала ему:

– Благодарю, Афанас Григорич, за верную службу. Иди, Димитрий Эммануилич сам проводит тебя из хором. Бог даст, достойно наградим твое усердие, а пока возьми вот это…

Государыня сняла со своего большого пальца золотой перстень с синим яхонтом и отдала Яропкину. Тот почтительно поцеловал ее руку по польскому обычаю и, низко поклонившись, вышел вслед за дворецким.

В тот же день к ночи пригнал вестник и к государю Ивану Васильевичу от боярина Товаркова из Вереи с тайной грамотой. Иван Васильевич тотчас же послал Саввушку за сыном.

Иван Иванович прискакал немедля и, войдя в покои отца, воскликнул:

– От кого вести-то? Мы с Оленушкой глаз сомкнуть не могли…

– От Товаркова грамота, – молвил Иван Васильевич.

Сорвав печать и холст с небольшого столбца, он передал грамоту сыну и нетерпеливо сказал:

– Читай.