– Спасибо тобе за верность, о многом яз ведаю, токмо удельным плетью обуха не перешибить. – Желая пресечь разговор этот, он спросил о Менглы-Гирее: – Как в Крыму-то?
– Менглы-Гирей мечется: не знает, кого султан из двух изберет в подручные свои – его аль Ахмата. Такие слухи по степи идут. Менглы-Гирей и Ахмата боится и султана.
– А из нас за кого он, – спросил великий князь, – за Москву аль за Казимира?
– Тобя более боится, – ответил Даниар, – значит, за тобя. И надежда у него есть, что, Ахмата побив, ты и Казимира почнешь бить. – Царевич помолчал и продолжал: – Токмо ты, государь, султана держись более.
– Яз и сам о сем давно думу думаю. Спасибо тобе.
О многом еще говорил великий князь с царевичем дружелюбно и милостиво, а потом, дары ему дав многие, отпустил с лаской восвояси.
В этот же день государь и сам отъехал с полками своими к Москве и августа двадцать третьего, в воскресенье, въехал в стольный град свой, где встречен был всем народом, ликующим и радостным.
В Кремле же, у Архангельского собора, встретил великого князя митрополит Филипп со всем духовенством, и отпели попы молебны благодарственные всенародно за победу великую при малой крови.
Но все это не волновало и не радовало великого князя, как прежде. Думы съедали ему сердце и душу. Беседа с Даниаром не выходила из головы, и видел он впереди одни трудности.
– Победа же сия, – произнес он вполголоса, – токмо передышка на миг единый.
Ему захотелось поскорее увидеться с Курицыным и, как только принял он благословение владыки Филиппа, поскакал в хоромы свои, повелев Саввушке позвать к нему Федора Васильевича.
В хоромах Данила Константинович сообщил Ивану Васильевичу тревожную весть из Ростова Великого.
– Государыня Марья Ярославна занемогла сильно. Хочет всех сыновей видеть…
– Давно ль сие? – спросил Иван Васильевич.
– Она и в Ростов-то ехала – больна была, а вот разболелась совсем…
– А Ванюшенька?
– Здрав он, государь, – быстро ответил дворецкий. – Слава Богу.
Вошел дьяк Курицын и, поклонясь, молвил:
– Будь здрав, государь. Дошел по приказу твоему.
– Садись, садись, Федор Василич, садись. О многом сказать тобе надобно. Из Крыма новых вестей нет?
– Нет, государь.
– Пока непрочен Менглы-Гирей, – начал великий князь и, передав думному дьяку своему весь разговор с царевичем Даниаром, закончил: – Видишь вот, Федор Васильевич, победа наша над Ахматом – это токмо передышка…
– Истинно, государь, – подтвердил дьяк, – запомнил яз слова твои: «В огневом кольце мы».
– Посему два дела тобе даю, Федор Василич, – продолжал великий князь. – Первое: передышку с Ахматом, елико возможно, продлить. С ним нынче легче мир заключить. Избери-ка посла к нему, который и хану угодить может, и нам выгоды все добыть.
– Яз, государь, Никифора Федорыча Басенкова, племянника воеводы, пошлю. По-татарски он, как по-русски, говорит, знает жизнь татар и все их обычаи и сумеет, где нужно, и бакшиш и рушвет дать, а где и нужное ласковое слово молвить.
– Добре, посылай Басенкова, – продолжал великий князь, – да и Кокоса с Мамаком из рук не выпущай и насчет даров не скупись, токмо обо всем доводи до меня. Сам же яз удельных крепче в кулак зажму. Есть у меня вера, что поможет мне в сем и матушка, хошь и не разумеет всех дел моих. Мыслю яз, не допустит она братьев моих до воровства с ворогами нашими против Руси православной. Мы же тем временем вместе с Юрьем еще более научим войско нашей долгой войной воевать с расчетом. Новгородскую же господу, как гадину, всю передавим.
Великий государь остановился, увидя на лице дьяка тревогу и растерянность.
– Прости, государь, – заговорил дьяк в ответ на вопросительный взгляд Ивана Васильевича, – прости, не упредил тя, что князь Юрий Василич в постелю слег, кровь у него горлом пошла…
Иван Васильевич побледнел и глубоко передохнул.
– Саввушка, – глухо позвал он и приказал: – коня мне, поедем с тобой сей часец к князю Юрью Василичу.
Князь Юрий лежал в своей опочивальне на широкой постели у открытого окна. Лицо его, выделяясь на белой наволочке высокой подушки, казалось прозрачным и восковым. Рот был закрыт ручником, на котором алела свежая кровь.
В опочивальне были духовник Юрия и ближние его бояры, а также стремянный князя и две старушки, ходившие за больным. Печальней всех был сотник из полка князя Юрия, который вестником приезжал к государю в Бронницу.
Все встали и низко поклонились великому князю, а Юрий улыбнулся, и лицо его оживилось.
– Здравствуй, Иване, – сказал он.
Иван Васильевич перекрестился на образа и подошел к брату.
– Здравствуй, Юрьюшка, – сказал он, волнуясь, и хотел было поцеловать брата в уста, но, увидя кровь на них, поцеловал в обе щеки.
Две крупные слезы выкатились из сияющих золотистых глаз Юрия. Иван сел у постели брата и ласково сжал его руку. Говорить было не о чем: все всем было ясно, и лучше всех понимал это сам Юрий.