Вольное царство. Государь всея Руси

– Повестуй владыке: «Отче святый и молитвенник мой, без меня и братьев моих не хорони князя Юрья. Взявши же тело его, положи во гроб каменный с почетом великим и поставь его среди церкви Михаила-архангела. Яз же к погребению с братией вборзе на Москве буду…»

Потом, обратясь к дворецкому, добавил:

– Угости вестника, пусть отдохнет, а после дай грамотку ко всем заставам: гонит-де он по приказу великого князя и давали бы ему коней сменных без замедленья…

Глава 11 Царевна цареградская

Покинув Рим, караван царевны Зои шумным, блестящим и богатым табором пересек Италию, проходя города Витербо, Сиену, Флоренцию, Болонью и Вигенау. Везде царевне устраивали торжественные встречи и празднества как «наследнице кесарей», духовной дочери святого престола и невесте могучего государя московского. Особенно сильное впечатление производили на итальянцев богатейшие русские одежды царевны, отороченные мехом, осыпанные самоцветами, жемчугом и шитые золотом, а также вооружение воинов и кони их. Стража и папский легат, ехавший в полном облачении вслед за большим распятием, придавали каравану, несмотря на его шум и блеск, некоторую строгость.

Особенно пышная встреча была оказана царевне на родине Ивана Фрязина, в городе Виченце, принадлежавшем Венецианскому государству. Празднества здесь продолжались несколько дней, сопровождаемые торжественными шествиями молодежи, изображавшей в живых картинах разгром турок и возрождение византийской империи.

Во всех итальянских городах царевна Зоя вела себя, как преданная Святому престолу католичка, а в Болонье даже отслушала мессу у могилы святого Доминика, основателя знаменитого ордена проповедников и инквизиторов.

Слухи об этом приходили в Москву через итальянских и немецких купцов, опережавших медленное и торжественное шествие каравана царевны, проследовавшего потом через Аугсбург на Нюрнберг, а потом в Любек, дабы плыть отсюда морем. Прибыв в этот город сентября первого, караван царевны задержался здесь из-за множества людей более восьми дней. Только сентября десятого удалось им подрядить немецкий корабль, отплывающий в Колывань.

Все вести эти докладывал великому князю дьяк Курицын, собирая их в Москве, и во Пскове, и в Новгороде от разных чужеземных людей в разное время.

– Ныне, государь, – говорил он, – чужеземцев-то у нас вельми много стало.

– Вборзе их еще боле будет, – усмехнувшись, молвил великий князь и задумался.

Дьяк Курицын молчал, не осмеливаясь нарушать дум государя.

– Вижу ясно, – заговорил Иван Васильевич медленно, будто сам с собой, – как ползет от Рыма к Москве караван сей, змеей нарядной извиваясь, и ведаю, пошто он ползет. Не удалось латыньству через собор нас к унии принудить, через постель сие учинить хотят. Токмо не накинуть папе аркана на Русь. Татары в рабство ее мечом и огнем обратили, рабство сие мы зачинаем ныне свергать. Они же блазнят собя крестом латыньским нас под новое иго поставить. – Великий князь смолк, но вдруг, гневно топнув ногой, громко воскликнул: – Токмо не быть сему ни вовек!

Курицын с некоторым недоумением посмотрел на Ивана Васильевича и нерешительно спросил:

– Пошто ж, государь, ежели так ты мыслишь, путь латыньству на Русь пролагаешь?

Государь усмехнулся:

– На то сей путь пролагаю, дабы сама Русь по нему ходить могла, когда и куда ей надобно будет.

К середине сентября великая княгиня Марья Ярославна совсем от болезни оправилась и вернулась в Москву из Ростова Великого.

К этому же времени были в Москве и все братья Ивана, и снова начались семейные совещания и разборы духовной князя Юрия Васильевича. На всех советах присутствовали княгиня Марья Ярославна и духовник ее, престарелый отец Александр, читавший и разбиравший духовную грамоту.

После долгих чтений и разборов духовной из нее прежде всего можно было узнать, что князь Юрий просит мать и брата своего, Ивана Васильевича, выкупить у заимодавцев Владимира Григорьева и Андрея Шихова золотые и серебряные вещи, а также постав сукна ипского, под которые было им взято взаймы четыреста десять рублей с полтиной, и обратить это имущество на помин его души в церквах.

Далее в духовной указано было, что золотое монисто, благословение Юрию бабки его, Софьи Витовтовны, он отдает сестре своей Анне, великой княгине рязанской, все же одежды свои и меха оставляет он матери своей, великой княгине Марье Ярославне: хочет она – себе возьмет, хочет – на помин души его раздаст.

Что же касается удела, полученного от отца и состоявшего из градов: Димитрова, Можайска, Серпухова, Медыни, Хотуни, из сел московских и из сел, завещанных бабкой, Софьей Витовтовной, то об этом князь Юрий совсем умолчал, как и о второй трети[58] «володимирской», которую должен он был на Москве делить пополам с Андреем большим и «держать по годам»…

После многих споров Марья Ярославна просила великого князя позвать на совет дьяка Бородатого.

– Дьяк сей, Иване, – говорила она, – вельми сведущ в княжих обычаях. Молю тя, не откажи в сем мне для-ради мира семейного…