Волны любви. Маленькие семейные истории

Сидя в полупустом вагоне, я мысленно готовился к сегодняшнему вечеру. Итак, папа. Сегодня ты обыграл меня со счётом 1:0. После того, что рассказал Пузырь, у меня не осталось сомнений, что за всем этим стоишь именно ты. У тебя получился умный ход на пути к примирению со мной и мне жаль, что ты опередил меня. Но ты ещё не знаешь, что надумал я. Ставлю три против одного, что мой ход снесет тебе башку. И ты навсегда забудешь о моей выходке месяц назад, и мне не придется просить у тебя прощения.

Я примчался домой позже обычного. Меня била нервная дрожь. Не помогли даже две тарелки супа и пять штук зраз с овощным рагу.

Отец приехал с работы и сразу пришел ко мне.

— Хенри, как дела в школе? Какие новости?

— Как обычно. Ничего интересного.

Мы помолчали, и молчание затягивалось. Отец прервал его первым.

— Сегодня мне звонил директор гимназии и просил разрешения на твое участие в эстрадном ансамбле. Я подумал, что тебе это будет интересно и согласился. Только нам втроём нужно будет договориться, как ты будешь добираться домой после репетиций, концертов. Как ты на все это смотришь?

— Я смотрю в учебник физики.

— Хенри!.. Если надумаешь это обсудить, я буду у себя в кабинете.

Выдержав приличную паузу не менее тридцати минут, я пошел к отцу.

— Ну, слушаю тебя. Что ты хочешь сказать?

— Папа, у меня деликатный вопрос. Не знаю, как тебе объяснить… В-общем…, можно я буду называть Лину мамой?

Отец дёрнулся в кресле, как будто споткнулся на ровной дороге и уставился на меня.

— Ты знаешь, я уже стал забывать, как звучит это слово. Иногда так хочется его произнести. Мне кажется, что маме на небесах будет приятно услышать, хотя мое обращение и будет к чужой женщине. И потом Лина все-таки заботится обо мне.

— Хенри, я очень рад, что ты заговорил об этом. Думаю, что Лина будет тоже рада, но прежде тебе нужно поговорить с ней, а не со мной. Я не могу отвечать за нее и не могу до конца быть уверен в её реакции на твое предложение.

— Да, папа, это обязательно. Но вначале я хотел получить твое одобрение.

При этих словах мне показалось, что в уголках его глаз стали набегать слезы. Ну, точно, три к одному в мою пользу. Всё-таки неплохая вещь эта «проклятая немецкая сентиментальность», если умело ею манипулировать.

На следующее утро я проснулся с ощущением, что в моей жизни случилось что-то очень хорошее и светлое. Хотелось схватить гитару и извлечь из ее струн что-нибудь, чтобы вместе со мной проснулся весь город. На улице было ещё сумеречно. Лужайка перед домом была освещена фарами стоявшей в гараже машины. На отца, видимо, тоже нашло вдохновение, и он с утра пораньше спустился в гараж и чем-то там занимался. Рассеянный свет фар создавал поистине космический пейзаж. Трава казалась белой. Несколько розовых кустов, попавших в фокус фар, отбрасывали до самого штакетника тени, выглядевшие неземными колоссами. Свет фар вибрировал и в нем кружились то ли насекомые, то ли мелкие пылинки осеннего тумана.

Я спустился на кухню. Там было тихо, светло и пусто. На столе стояла отцовская чашка с недопитым кофе. Мне пришлось самому сварить себе какао с молоком и сделать пару тостов. Лина недавно выкупила заправку на автостраде Ганновер — Бремен и вчера уехала туда со своим партнёром Шульцем присмотреть место для автомастерской. Они должны были вернуться сегодня вечером. Никогда ещё мне не хотелось так сильно, чтобы Лина побыстрее приехала. Я был уверен, что моя просьба называть ее мамой ей очень понравится. И тогда у нас будет настоящая семья — папа, мама и малыш Генри. Кстати, очень неплохой вариант для сценического имени — Малыш Генри. Думаю, господин Зауэр и заносчивые переростки с третьего этажа одобрят мой вариант.

Месть

В тот день, когда родился мой младший брат Вальтер, нашего деда Валентайна Риггерта разбил инсульт. Благодаря расторопности кухарки Берты обе новости быстро стали достоянием разношёрстной публики нашей забытой богом альпийской деревушки.

— Ну, вот, одного бог взял, другого дал, — слышалось то в одном конце деревни, то в другом, а в местной кирхе сердобольные старушки торопились поставить свечи за упокой представителя славного рода баронов фон Риггертов и за здравие новорожденного младенца и его родителей. Наивный и бесхитростный народец! Младенцу молитвы старушек, конечно же, помогли, а вот старый хрыч упокоиться и не собирался.

Больше всех о его смерти мечтал я. В нашем старом убогом доме, прилепившемся словно ласточкино гнездо на уступе горного склона лет пятьсот назад, комнат на всех не хватало и мы с дедом ютились в одной спальне. Было время, когда я деда любил даже больше, чем отца, быстрого и крутого на расправу, и нередко прятался за костлявую дедову спину от отцовской корявой сосновой палки, с которой он не расставался по причине больного позвоночника.