Вольные города

—      Не удалось сие хану. Дошел он до городка Алексина, раз­грабил его, а далее идти побоялся. Да и не мудрено — выставил князь Иван сто восемьдесят тысяч воинов, и хан, поджав хвост, убрался восвояси. Ныне снова готовит хан посольство на Москву, но еще неуважительнее будет говорить Московит с послами, по­скольку теперь он воинов может выставить вдвое больше. Ахмату дерзости подданных сносить непривычно, он непременно захочет наказать ослушника, и будет война.

—     На Казанский юрт твои люди ходили? — мрачно спросил Авилляр.

—     Оттуда плохие вести, великий паша. Алихан казанский не­умен, горяч и труслив. Знать татарскую против себя настроил; го­лову сечет правым и виноватым, а старая царица Суртайша совсем из ума выжила. Не приведи аллах, если их обоих с трона столк­нут! Уйдет тогда Казань на сторону Москвы.

—     Почему уйдет?

—     Ведомо ли тебе, что у Ивана Московита живут сыновья Иб­рагима— законные наследники престола?

—     Магмет-Аминь?

—     Да, премудрый паша. И еще Абдыл-Латиф.

—     Они дети Нурсалтан, а она, я думаю, хану Менгли послуш­на. У детей скорее к Крыму будет душа лежать.

—     Не думаю. Нурсалтан царя Московского братом зовет, хан Менгли тоже с Иваном в дружбе.

—     А ногайцы? — уже совсем мрачно спросил паша.

—     У ногайцев такая междуособица идет, что им свои земли без наших воинов, коли что случится, не защитить. Польский круль тоже идти на Московское княжество опасается. Растет оно и под­нимается, как на дрожжах тесто.

Отпустил паша Ионашу, велел пока подождать и стал думать. Две ночи думал, ничего не мог придумать. За такие скверные дела султан голову снесет, пожалуй. То, что везде свои соглядатаи есть, это хорошо, но они только смотрят на дела, а вмешиваться в них не могут, изменять не могут. И выходит, что Авилляру самому на­до во            многих местах побывать, и в первую очередь в Сарай-Берке, в Москве, в Казани, в Астрахани. Надо дела этих городов наощупь проверить, надо их в нужное султану русло направить. А время идет! И решил Авилляр немедля ехать в Сарай-Берке, от­туда с посольством Ахмата — в Москву, а из Москвы — в Казань. Позвал Ионашу, велел ему снова ехать в ватагу.

—     Скажи всем, чтобы атамана встретили.

—     Скажу. Только мне оттуда убираться        придется,   великий па­

ша. Сокол никогда не простит мне.

—     Поживи пока в Азове.

...Желание вырваться в степь, на волю было велико. Василько пересчитал деньги, данные Авилляром, их хватит, чтобы купить двух коней. А там...

Но чем больше он ходил по берегу, тем больше убеждался, что думать о воле еще рано. Куда ни кинь взгляд, в какую сторону ни погляди — всюду недруги, везде опасность. Даже в ватаге сейчас его не могут спрятать. Василько понимал, что и там паша понаты­кал своих людей: недаром же, сидя в своем серале, он все о вата­ге знал.

И понял Василько, что отрываться от турка ему пока не надо. Дед Славко хоть и поворчал малость, однако тоже с этим согла­сился.

В субботу утром они пришли на фрегат. Авилляр встретил их с радостью, сказал:

—      Одетый в турецкую одежду, ты был милее моему сердцу. Но раз надо...

На следующий день он посадил атамана и деда Славко в ту­рецкую лузатую фелюгу, дал двух гребцов и велел плыть вверх по Дону, к ватаге.

—      Я тебе все время помогать буду,— сказал прощаясь.— И ты меня помни. Придет время — приеду.

Весна ныне на придонской земле сильно замешкалась и потому уходила спешно. Ей наступало на пятки, дышало сильными вет­рами в спину ядреное южное лето. Парус под этими ветрами на­дувался туго, звенели снасти, гнулась мачтенка. Фелюга прыгала по речной волне с гребня на гребень, словно чайка, еле задевая воду. Гребцы бездельничали. На пятый день пути Славко сказал:

—      Нужное место не проскочить бы. Ты, атаман, гляди. Будут ежели по левому берегу две рощицы — дубовая и сосновая, меж ними и приставай. Наши там должны быть...

...Ивашка Булаев, послав деда в Кафу, надежду на то, что он там встретит атамана, имел малую. Если бы дед Славко не доку­чал постоянными разговорами, то и не послал бы. А старый гус­ляр надоел ему. Как стало известно, что Сокол жив и находится в туретчине в плену, Славко стал приходить к Ивашке чуть не каждый день и ныть:

—      Он вас, иродов, можно сказать, из геены огненной вывел, а вы его, стервецы, забыли. Ведь ежели бы не он, расползлись бы вы по крымской земле, как черви, передавили бы вас татары по­одиночке. Ты сам-то, пес рыжий, сколько раз от плена бегал, а все попадал туда же, теперь сидишь в каюте, портков из парусов нашил и доволен. Про атамана забыл. Скоро грабежом зай­мешься...

—      Не скули, дед,— упрашивал Ивашка,— что я могу поделать? Не в туретчину же мне за ним идти. Я сам тоскую не меньше твоего.

—      Ежели тоскуешь, проводи меня в Кафу. Ваську не зря Со­колом прозвали — не сможет он в неволе долго жить, улетит. И где бы он ни был — к Чуриловым придет все равно. А там, баял Ионаша, пустырь. Кто его встретит? Кто к нам дорогу укажет?