На столе его дожидалась стопка исписанных страниц, заполненных размышлениями, давно испытывающими его покой щемящей сердечной болью, смятением чувств и нервной тревогой. Письменное изложение всего передуманного им за последнее время, без малейшей надежды, что мысленная материя как-то сумеет переплавиться в строки. Тем более тут, за многие тысячи километров, в славном городке на берегу Женевского озера, куда он прилетел по приглашению французских друзей. И где поначалу его крепко взяли в оборот: каждый день был расписан едва ли не по минутам. Месяц стажировки пролетел незаметно. Зато, благодаря предупредительности французских друзей, до предела уплотнивших программу, он сумел выкроить два свободных дня. А когда оказался предоставлен самому себе, вместо того, чтобы отдаться ничем не стесненному созерцанию окружающей его красоты, взялся за перо и стал лихорадочно записывать то, что копилось в нем все эти нелегкие годы, о чем он мог лишь урывками размышлять, всецело поглощенный своей работой. Мучаясь сомнениями в поиске единственно верного решения, страдая от бессилия связать отрывочные мысли воедино, испытывая глухую тоску и безнадежность. Он и самому себе не смог бы ответить, как пришли ему в голову эти страстные мысли и легли на бумагу. А главное – зачем и кому они предназначались? Знал лишь, что передоверить никому их не мог, и что все они являли собой его сердечное чувствование. А уж в сердечных делах он разбирался лучше многих, даром, что ли, считался в своем городе лучшим кардиохирургом.
В номере уже витал, поднимаясь с первого этажа и с каждой минутой усиливаясь, аромат утреннего кофе. Запах взбудоражил, проявил чувство голода. Дмитрий с трудом подавил желание тотчас же отправиться в маленькое кафе, где на столики, застланные белоснежными скатертями скоро выставят никелированные кофейники, глазурованные молочники, тарелочки с аккуратно упакованными в фольгу маслом, сыром и джемом, принесут подносы с теплыми хрустящими круассанами. Но время ожидания еще не вышло, он прилег на неразобранную постель, борясь с навалившейся дремой, не желая уступать ей желанный завтрак, и вскоре уснул под монотонное приглушенное жужжание за окном.
Как обычно ранним утром по асфальтированным дорожкам старого парка пробегал шустрый паренек, неся за плечами громоздкий ранец. Выдуваемой из короткой трубы мощной струей воздуха он ловко сметал опавшую листву на обочины, возвращая опад к корневищам огрузневших от старости каштанов и кленов.
Разбудило Дмитрия яркое полуденное солнце. Теплое пятно легло на щеку, переместилось на висок и через веки наполнило глаза осенним светом. Запах кофе давно улетучился из номера. Голодный желудок тут же напомнил о себе, вызвав легкую досаду. Проспал завтрак. Делать нечего, надо было подниматься и шагать до ближайшего ресторана. В отеле по заведенному в незапамятные времена порядку подавали лишь завтраки и ужины.
Взгляд его еще блуждал по комнате, но уже сладко выпелось в сердце: домой, завтра домой! И он уже предвкушал, нимало не тревожась хлопотной дорогой, как завтра взмоет над Женевой самолет, вытянет из альпийских скал, забирая все круче и круче, к самим синим небесам. Как понесет его на север, к снегу, ветру, к вьюге, пересекая пол-Европы, да и что тут говорить – в гостях хорошо, а дома лучше. Оставалось только с толком потратить сегодня все до последнего сантима оставшиеся деньги. Как бы это странно ни звучало, и в самом деле последние – франки с нового года меняли на евро, и даже у него, русского человека, это вызывало вполне объяснимую европейскую грусть. Расставаться с устоявшимся и привычным всегда жаль. Впрочем, еще большую озабоченность у него вызывало то обстоятельство, что именно франков у него было – кот наплакал, и ему еще предстояло так извернуться, чтобы денег хватило на подарки домочадцам, сувениры сослуживцам, ну и себе немного осталось.
Зеркальные двери отеля бесшумно разъехались, и Дмитрий шагнул в насквозь пронизанное ослепительным альпийским солнцем пространство. Отсюда, с вершины пологого холма, как на ладони, был виден нежащийся под теплыми лучами курортный город, неспешно остывавший после летней курортной горячки. Легкий ветерок овеял лицо холодком и донес едва уловимый запах свежей воды. Взгляд заскользил по красным черепичным крышам, уткнулся в серую стену, живописно увитую снизу доверху высохшим плющом, и напрочь увяз в чащобе средневековых и современных зданий, загородивших вид на синее озеро. Дмитрия неумолимо тянуло на берег, но еще предстояло совершить покупки и он, перекусив накоротке, отправился по магазинам.