– Горячий ты мужик, Матвеич, не по годам, – смеялся Валерка. – И как тебя жена отпускает от себя?
– Да что жена, – отмахивается тот, – тут шишка зазря пропадает, а он – жена-а! У меня еще один отгул есть, приурочу его к выходным, и рванем в тайгу. Я отгулы каждый год коплю, складываю, как деньги в шкатулку. Зиму вкалываю на полную катушку. А как осень пришла, будь добр, начальник, не томи, не упрашивай остаться, если не хочешь потерять передовика производства. Он, начальник, кто без меня? Морщится, куксится, пальцы гнет, а отпускает, хоть план синим пламенем горит. Так он всегда горит, никак весь не выгорит.
Попутно Валерка выясняет, что Матвеич берет его с собой в тайгу вовсе не от полноты соседских чувств. Срывалась его поездка: один напарник отказался и второй подвел. Честно говоря, оба они досыта наломались на промысле, добыли по десятку крапивных кулей ореха. И Матвеичу никак не удалось сманить их в тайгу еще разок. Пришлось идти по соседям. Валерка не в обиде – чего уж обижаться, позвал, и на том спасибо.
– Третьим бы кого взять, ухайдакаемся, вдвоем-то несподручно, а что делать? – огорчался Матвеич. – Эх, мужики, мужики, подвели-то как… Одно успокаивает, что шишка спелая. Ты колот-то в руках держал? – вдруг спохватившись, спросил он Валерку.
– Да откуда, Матвеич? – сконфузился тот.
– Тогда все, хана, на себе поволоку из тайги, – обмяк в плечах сосед, но уже через минуту приободрился: – Парень ты здоровый, в самый раз мешки таскать…
Валерка усмехнулся в ответ: ладно, дядя, посмотрим, зря я, что ли, в танковых войсках служил, не одну тонну железа переворочал.
Матвеич будто понял и опять поддел:
– Дурное дело не хитрое, а на орехе сноровка требуется, ну и фарт не помешает…
На что Валерка обиделся и сказал:
– Так я тоже вроде не на болоте вырос, кругом тайга.
– Вот-вот – вроде… Знаю, какая там у вас на Маньчжурке тайга, бывал. Выйдешь ягоды сбирать, далеко тебя видать. Кедру-то хоть раз наблюдал?
– А как же, на набережной их целая аллея. Ничего, красивые…
– Мамочка родная! Сподобил господь помощничка! – прихлопнул Матвеич ладонями коленки. – Ты ж это не кедру видел, а издевку над природой!
Родные места Валерки и в самом деле были обделены кедрачом. Там, где он вырос, тайга постепенно растворялась в забайкальских степях и ближе к китайской границе вовсе сходила на нет. Правда, знал он, что дальше на север растет кормное дерево, но добираться туда не ближний свет – километров триста с гаком и все бездорожьем. Не захочешь орешка! И все же находились в поселке ухари, сбивали бригаду, умудрялись за казенный, правда, счет гонять машины на далекий промысел. А ему по-молодости лет так и не удалось ни разу подпариться к ним.
…Горбовик Матвеича покачивается впереди. Валерке смешно, что мужик вдвое его старше, беспокоится, как бы он не отстал – нет-нет, да оглянется, проверяя. Вот уже полчаса идет он за ним как привязанный и мог бы легко обойти на повороте, если бы знал дорогу. И едва успевает подумать так, как Матвеич прибавляет шагу и быстро уходит во тьму. Через минуту-другую Валерка теряет его из виду и только слышит, как похрустывает валежник. Ничего себе дела, а он было собрался вздремнуть на ходу, по армейской привычке. Валерка поднажал, пытаясь подстроиться под лихую ходьбу Матвеича, но тот ломил в гору, как сохатый. Будто крутая извилистая тропа не проваливалась колдобинами, не хватала за сапоги цепкими кореньями, не била острыми камнями сквозь тонкую кирзу. Рубаха прилипала к спине, дыхание срывалось, а достать напарника он никак не мог.
Ночная тайга шумела по обеим сторонам тропы: шелестела, шуршала, потрескивала в кромешной тьме. Но гулкое сердце и прерывистое дыхание глушили ее неспокойный говор. Валерка на ходу сдернул с головы вязаную шапку, холодил взъерошенные волосы, на мгновение стало легче дышать. И догнал было Матвеича – совсем близко трещали кусты. Но стоило сбиться с налаженного шага, замешкаться, тот опять еле слышно шел где-то впереди, по тропе, петляющей между скал и деревьев. Совсем запыхавшись, Валерка остановился, в оба уха слушая ночь, и что-то похожее на легкое отчаянье тронуло сердце. Постоял чуток и двинулся наугад, нащупывая ногами проторенный путь. И когда совсем ослабел и озлился, услышал тихое покашливание Матвеича, а потом и увидел его на гранитном валуне с огоньком папиросы в руке.
– Притомился? – как ни в чем не бывало осведомился Матвеич.
– Есть маленько, – отсыревшим голосом ответил Валерка, переводя дыхание и растирая онемевшие ноги. – Ну и здоров ты бегать, запалил меня, недолго дышал тебе в затылок.
– Да это, считай, прогулка по парку культуры и отдыха, – хмыкнул Матвеич и в темноте сунул ему в руку пачку папирос.
Валерка вяло оттолкнул ее – и без курева в груди спеклось.
– Снег бы нам не подкузьмил или дождь, одна холера. Повезет если, возьмем орех, обратно на полусогнутых поползем, вот где вспотеем, – не пожалел он Валерку.