Читаем Вольные кони полностью

У Антона заломило виски, будто столкнулись над ним эти звоны: старый надрывный и новый певучий. Но за окном было тихо, и в небе уже мягко отсвечивало золото крестов. Наливались светом узкие сквозные слухи на звоннице. Сердце сегодня не подчинялось уму, впитывало струящиеся от узорчатых стен умиротворяющие токи. Утихала боль в висках.

Но вдруг вывернул из-за угла трамвай, размалеванный, как шут гороховый. Тренькнул звонком, загремел колесами по разболтанным стыкам. Грохот железа заметался по улице, отозвался нервным ознобом и разбудил странные воспоминания. Антону почудилось что его недавний и незваный гость так никуда и не уехал, а спит себе на раскладушке в кухне. Этот нелепый человек привнес в его жизнь тоску и смуту. Мелькнул, оставив ни худую, ни добрую память. И исчез, ни богу свечка, ни черту кочерга.

2

Гость постучался к Антону субботним утром. Недоумевая, кто бы это мог быть, он открыл дверь и отшатнулся. На порог одна за другой шлепнулись две объемистые сумки. Через них переступил незнакомый парень.

– Все руки оттянул, пока до тебя добрался, – радостно сообщил он. – Ну, здорово, Антон! Давненько не видались!

Антон пожал его руку, напряг память, но вспомнить не смог. Незнакомец понял это и расстегнул дубленку.

– Вот, ешкин кот, неужто не признаешь? Земляк называется… Юрка я, Касьянов, из нашего с тобой Новотроицка. Ну, с братом твоим дружил. Не вспомнил? Мы на нижней улице, у водокачки жили…

– А-а, – протянул Антон, но не признал. Родители его из села увезли давно, дружки его двоюродного брата Кольки, на которого сослался гость, еще в штанах на лямках бегали.

– Отец твой ветеринаром работал, – попробовал уточнить он у Юрки.

– Да ты что? Он всю жизнь шоферил. И это не помнишь? – подозрительно спросил он и насупился. – Чудно как-то, я тебя помню, а ты меня нет.

Босые ноги застыли у порога и Антон не стал объяснять, что детство ему редко вспоминается, а может быть и не пришла еще пора.

– Да где ж тебя узнать, – успокоил он земляка. – Вымахал бугай. Проходи, раздевайся.

Впрочем, этого он мог и не добавлять – Юрка уже стягивал модные желтые остроносые сапоги. Лицо его вроде медленно поддавалось узнаванию: курнос, сероглаз, над выпуклым лбом нависает крупный завиток волос. Похожего мальца из Колькиной ватаги, помнилось, поддразнивали пацаны: коровий облизунчик!

Обличьем Юрка и впрямь смахивал на Касьяновых. Из них Новотроицкое наполовину состояло. Мужики, все, как на подбор: жилисты, легки на ногу и занозисты на язык. Но при том при сем – не перекати-поле. Великие домоседы, в соседнюю деревню, к родне, лишний раз не выберутся. И как все это уживалось в них?

Сами гостить не любили, а у себя принять – с полным удовольствием. И тогда, держись деревня, Касьяновы гулеванят! Что летом, что зимой празднику их не хватало самой просторной избы. Выплескивалось веселье во двор и в настежь распахнутые ворота. Но дальше лавочки не шло, по улице не заплеталось.

Сыновья оседали рядом с отцовскими домами. Глянуть не успеешь – опять Касьяновы отстроились! – и уж бегает табунок крепеньких, курносых, русоволосых ребятишек. В те годы никто в достатке не жил, а они все же покрепче других. И коровы-то у них самые удойные, и сена до новой травы хватает, и картошка рассыпчата, и чужая скотина в огороды не забредает – надежно огорожены. Сепаратор и тот у Касьяновых есть, хоть и один на все семейства.

За все это их в деревне кое-кто недолюбливает и за глаза куркулями зовет. В основном те, у кого даже куры бегут нестись на касьяновские сеновалы. Но редко кто решался высказать свое возмущение их зажиточностью в лицо. Разве что кому дурная кровь в голову бросится. Да и то – не успеет с языка обидное словечко скатиться, глядь, у твоего носа уж гостит увесистый касьяновский кулак.

Но видать и там, в медвежьем углу, потрясение вышло. Стоял перед ним Юрка в джинсовом костюме, катал пальцами желтый перстенек с вензелем, лыбился во все зубы. Весь напоказ: вот я какой, рубаха-парень и душа нараспашку! Но улыбка была уже не касьяновская, напрокат взятая да прикарманенная. Не шла она их породе. Федот да не тот.

«Боится, что я его за деревенского олуха приму, вот и напускает форсу», – понял Антон. Поразить его своим ковбойским видом он не мог. Такими Юрками нынче города под завязку заполнены. Сколько их перевидал и сколько еще повидает. Ошеломила Антона его первобытная простота, густо замешанная на вполне цивилизованной напористости. Видать, давненько оторвался Юрка от родного дома. А сам-то чем лучше? И ему деревня только по праздникам снится.

Юрка тем временем быстро огляделся и освоился в гостях. На осмотр квартиры у него ушло меньше минуты. Комнатку и кухню на втором этаже бывшего купеческого дома Антону на время уступил приятель, подавшийся на севера.

Перейти на страницу:

Все книги серии Сибириада

Дикие пчелы
Дикие пчелы

Иван Ульянович Басаргин (1930–1976), замечательный сибирский самобытный писатель, несмотря на недолгую жизнь, успел оставить заметный след в отечественной литературе.Уже его первое крупное произведение – роман «Дикие пчелы» – стало событием в советской литературной среде. Прежде всего потому, что автор обратился не к идеологемам социалистической действительности, а к подлинной истории освоения и заселения Сибирского края первопроходцами. Главными героями романа стали потомки старообрядцев, ушедших в дебри Сихотэ-Алиня в поисках спокойной и счастливой жизни. И когда к ним пришла новая, советская власть со своими жесткими идейными установками, люди воспротивились этому и встали на защиту своей малой родины. Именно из-за правдивого рассказа о трагедии подавления в конце 1930-х годов старообрядческого мятежа роман «Дикие пчелы» так и не был издан при жизни писателя, и увидел свет лишь в 1989 году.

Иван Ульянович Басаргин

Проза / Историческая проза
Корона скифа
Корона скифа

Середина XIX века. Молодой князь Улаф Страленберг, потомок знатного шведского рода, получает от своей тетушки фамильную реликвию — бронзовую пластину с изображением оленя, якобы привезенную прадедом Улафа из сибирской ссылки. Одновременно тетушка отдает племяннику и записки славного предка, из которых Страленберг узнает о ценном кладе — короне скифа, схороненной прадедом в подземельях далекого сибирского города Томска. Улаф решает исполнить волю покойного — найти клад через сто тридцать лет после захоронения. Однако вскоре становится ясно, что не один князь знает о сокровище и добраться до Сибири будет нелегко… Второй роман в книге известного сибирского писателя Бориса Климычева "Прощаль" посвящен Гражданской войне в Сибири. Через ее кровавое горнило проходят судьбы главных героев — сына знаменитого сибирского купца Смирнова и его друга юности, сироты, воспитанного в приюте.

Борис Николаевич Климычев , Климычев Борис

Детективы / Проза / Историческая проза / Боевики

Похожие книги

12 великих трагедий
12 великих трагедий

Книга «12 великих трагедий» – уникальное издание, позволяющее ознакомиться с самыми знаковыми произведениями в истории мировой драматургии, вышедшими из-под пера выдающихся мастеров жанра.Многие пьесы, включенные в книгу, посвящены реальным историческим персонажам и событиям, однако они творчески переосмыслены и обогащены благодаря оригинальным авторским интерпретациям.Книга включает произведения, созданные со времен греческой античности до начала прошлого века, поэтому внимательные читатели не только насладятся сюжетом пьес, но и увидят основные этапы эволюции драматического и сценаристского искусства.

Александр Николаевич Островский , Иоганн Вольфганг фон Гёте , Оскар Уайльд , Педро Кальдерон , Фридрих Иоганн Кристоф Шиллер

Драматургия / Проза / Зарубежная классическая проза / Европейская старинная литература / Прочая старинная литература / Древние книги