Вольные кони

– Большая, лапоть ты городской, – сострил он. – У нас же церковь была. В ней сейчас склад минеральных удобрений. В кого ты такой забывчивый? В общем, там у нас все как было, так и есть. Каждый день одно и то же. Скучно и сам себе не принадлежишь. Мне простор нужен, размах. Чтобы схватить, рвануть на пуп, ну и получить соответственно. Стал бы я из-за полторы сотни в месяц голову мучать. Держи карман шире. Тебе такие деньги из милости платят, чтобы с голоду не помер.

У Антона были свои устоявшиеся на этот счет соображения, вроде, вполне прилично зарабатывает и спасибо, что столько дают.

– Ты, Юрка, случаем не из Объединенных Арабских Эмиратов прибыл? Где очень много и очень всего? У нас же рядовой преподаватель больше не получает, – медленно проговорил он, как бы со стороны оценивая свою зарплату и удивляясь ей. – Я же тебе объяснил, что когда защищу диссертацию, под триста подскочит. А это уже ого-го!

– Нищета, – подытожил Юрка. – Пару вечеров в кабаке посидеть. Тут мы с тобой в разных весовых категориях. Сказал бы тебе, сколько я зарабатываю, но ты все равно не поверишь.

Он насытился, медленно тянул коньяк, загрызая его яблоком. Но даже не осоловел, хотя почти в одиночку прибрал бутылку. И не терял интереса к разговору. Любознательный парень. Хотя чему тут удивляться – касьяновская порода, те вечно каждой дыре затычка.

– Нет, отсталый ты, Антоша, человек. Далась тебе эта наука. Прежде чем сделать, надобно хорошенько подумать, – рассуждал он, подперев подбородок кулачищем. – Я как рассуждаю: человека должны достойно оценивать по его трудам. Так? А у тебя что? Денег мало, уважения с гулькин нос, хоть бы сухпаек давали на прокорм, как военным. Но до тебя, вижу, это все равно не дойдет. Потому зайду с другой стороны. Помнишь, какой почет раньше учителям был? Учительница пока по улице идет, здороваться устанет. А сейчас? Стою как-то у магазина, с одноклассницей Катькой Сенотрусовой разговариваю. С грамотешкой у нее всегда туго было, еле до восьмого класса дотянула и бросила учебу. А гонору! Продавцом в сельпо работает! В ушах серьги золотые, на шее кулон и на пальце – печатка. Во, как у меня! – повертел он свой перстенек. – Тут мимо Анна Трофимовна проходит. На пенсии давно уже, а все ребятню учит. Некому. Эта мымра к ней поворачивается, губешку оттопырив: зайдите, привезли, что вы просили. Меня аж в жар бросило. Я, конечно, в школе тоже поведением не отличался, но весь стыд еще не потерял. На развод осталось. Вскипел. Тебе Катька, говорю, кто позволил так с Анной Трофимовной разговаривать, такая-сякая немазанная! Она картошку свою наморщила и важно отвечает: ты на меня посмотри и на нее. Мол, она до старости дожила, а новое пальто купить не может. Нет, ты представляешь! Короче, обсмотрел я ее разными словами, у меня не заржавеет. И дальше пошел. Но загвоздка осталась. Анна Трофимовна на селе всех, от мала до велика, выучила, а о золотых сережках и не мечтала. Вот и скажи, где она, справедливость! Сезон отработаю, домой поеду, в гости, привезу ей в подарок сережки. Такие, чтоб Катьку от зависти повело, – мечтает он.

Непонятный Юрка парень, не знаешь, куда его в следующую минуту занесет. Догрыз яблоко и посоветовал:

– Ты ж ученый, изобрел бы чего, глядишь, какую премию дали.

– Дали… Догнали да еще поддали, – засмеялся Антон. – Я философию изучаю, в ней и до меня столько наизобретали, до сих пор не разобраться. А то еще изобретешь чего, потом бежать куда?

– Марксистско-ленинскую? – уточнил Юрка с умным видом. – Теперь понятно, почему ты такой пришибленный. Чего так не повезло-то, на кого другого выучиться нельзя было? – И сожалеючи посмотрел на него. – Дело пропащее, что и посоветовать, не знаю. В этой твоей философии сплошной туман. Я читал как-то, ни черта не разобрал. В прошлом году прибило к нам в артель такого вот одного философа. Только он совсем уж обтрепался, дошел до ручки, хотя и доктор наук. Он там что-то намудрил или совсем мозги себе запудрил, его и погнали с должности. Книжек с собой привез, думал, в свободное от работы время почитать. Через неделю они пылью покрылись. Он, бедолага, поначалу даже ужинать не мог, падал и до утра не шевелился. Я с одного тома пыль стряхнул, раскрыл и закрыл. Мура. К жизни не приспособлено. Старательская артель это что? Вся жизнь. Потому как сама за себя говорит – старайся! Как постараешься, так и получишь. Вот такую философию я признаю.

– И все понятно. Как в детсаде, – подначил его Антон. – Днем – светло, ночью – темно. Компот – сладкий, а водка – горькая.