Вольные кони

Степкин дом стоит на крутогоре и замыкает улицу. Отсюда видна вся деревня. Но в такой мороз она тиха и безлюдна. Степка горестно вздыхает и глядит поближе – на беспорядочно сваленные у ворот лиственничные хлысты. Вот еще забота предстоит: пилить их, катать чурки во двор, колоть да складывать в поленницу. Его так и подмывает выскочить на мороз, быстро наковырять ножом бурых смоляных подтеков, сунуть их в консервную банку и на плите вытопить комок серы. Десны ноют от желания ее пожевать. Ноги сами несут его к двери, он начинает осторожно сползать с табуретки, но тут из-за перегородки доносится слабый голос:

– Степка, ты здесь еще или тебя уже нет, окаянного? Извадили тебя родители, на месте не посидишь, – проверяет бабка: страсть как боится остаться одна.

– Здесь, куда же я денусь, – неохотно откликается Степка и с еще большей тоской представляет, какое веселье разворачивается сейчас у Маркеловых. Гости утолили первый голод, начались разговоры, всплескивает задорный смех. Дядька Тимофей наверняка наяривает на гармошке и кто-нибудь в дальнем углу уже пробует голос на песню.

А на столах полным-полно всякой всячины: холодцы и винегреты, соленые огурцы и помидоры, грузди и рыжики, посреди всего – истомившийся в духовке гусь, а еще и мясо не съели. Сладкого же настряпано – за неделю не слопаешь. Если, конечно, не иметь в доме двух таких оглоедов, как Витька и Колька. Степка остро завидует своим дружкам: уплетают там вкуснятину, а ему опять жареная картошка. И самое главное – до полуночи могут делать все, что хотят. А тут сиди, думая, чем себя занять.

– Ознобень на улице-то, стены так и трещат. Принес бы из сенцов еще беремя дров, а то околеем, пока наши гулены вернутся, – заводит бабка другой разговор.

– Хватит топить, – сердится Степка, – плита докрасна раскалилась, – и подбрасывает пару полешек.

– А ты принеси, принеси, руки не обломятся. Слушай, что тебе старшие велят, ишь, какой вольный… – настаивает она.

– Прогорят – принесу, – соглашается Степка. Лишь бы бабка успокоилась и не мешала думать. В голову ему закрадывается любопытная мысль. В клубе начинается показ новой картины про войну. Посмотреть этот фильм он страстно желал, но как это осуществить, пока не представлял. Мало пробраться на взрослый сеанс, надо еще и раздобыть денег, а мать ни за что не выдаст такую сумму. И тут его осеняет. Он роется под вешалкой, находит там сухой валенок, и с ним возвращается на табурет. В карманах школьной формы отыскивается трехкопеечная монета. Степка устраивается поудобнее и начинает медленно натирать медный кругляшок о ворсистое голенище. Трушка, думает он, наверное, оттого так и называется, что если долго-долго шоркать ею о катанок, она стирается и становится похожа на вымороженный круг луны: светлый и в темных пятнах. Совсем как лицо у тетки Павлы, продающей билеты в клубе. Тетка Павла рассеянна и не зла, потому что ждет ребенка. И хорошо выбеленную монету может запросто принять за двугривенный, выдать пропуск на взрослый киносеанс.

Степка не раз слышал от пацанов, как проделывать такой фокус: перед последним звонком сунуть в низкое окошко кассы обманку орлом кверху, покашлять для солидности и бежать с билетом в зал. Если, конечно, контролер тетка Федосья не заартачится. Степка готов приступом взять клуб, лишь бы посмотреть это кино. Летом Витька Маркелов гостил в городе и там посмотрел этот фильм. До сих взахлеб рассказывает, не стесняясь в выражениях: во, бляха-муха, наши дают! Степка слова, сказанные для связки слов в предложении, опускает, выуживает самое интересное и домысливает: сквозь разрывы несутся вперед танки, бегут солдаты, втыкают красный флаг на разбитом вражеском доте. Ура, победа! «Рвутся снаряды, трещат пулеметы», – одними губами напевает он, разгоряченный видениями. И вот уже сам врывается в траншею, косит врагов налево и направо, освобождает от них село или какой-то там город. В городе Степка еще ни разу в жизни не был и плохо представляет, какой он есть и как его завоевывать.

Скоро монетка сильно нагревается, жжет почерневшие пальцы. Степка дует на нее, остужает, поворачивает к свету лампы и замечает: колосья на гербе высветлились, а на решке надпись – «3 копейки» и «1965». Степка с восторгом думает о завтрашнем приключении.

– Степка, – вздыхает в своем углу бабка, – шел бы ты ко мне…

Степка отставляет валенок в сторону, идет за перегородку и с опаской спрашивает:

– Чего тебе, бабушка?

– Ох, моченьки моей нет терпеть, в груди все спеклось, решила уж, что на тот свет сошла, да очнулась. Принеси, внучек, попить. Отхожу я, поди…

– Да будет тебе, ты еще всех нас переживешь, – подлаживаясь под отцов бас, говорит Степка и идет на кухню. Снимает с плиты тоненько посвистывающий чайник, наливает в стакан чаю, густо белит молоком и приносит бабке.