Вольные кони

– Ну что ж, по-мужски решил, племяш, сейчас заедем к тебе домой – и на вокзал.

И только там, на перроне, прячась от холодного, пропахшего мазутом и железом ветра за стеклянной стеной киоска, Сергей спросил его:

– А отчего он умер-то, – не в силах выговорить непривычное слово – отец.

– Старый он у тебя был, – просто ответил дядя. – Ты разве не знал? Но годов десять мог еще прожить.

– Откуда ж мне было знать? Я и фотокарточки его не видел, а никто как-то не догадался мне ее послать, – жестко ответил Сергей.

– Ну знаешь, племяш, с таким настроением тебе лучше дома оставаться, – взорвался дядя. – Мать твоя, как они расстались, по всей Сибири колесила, поди догони. Он ее несколько лет разыскивал, а потом и его жизнь закрутила… В общем потерялся ваш след, да и поздно, наверное, было осколки собирать, разбитое склеивать, – тише заговорил он. – Узнали, что вы живете в этом городе совсем недавно, кто-то из деревенских случайно твою мать здесь встретил. Я как утром прилетел, сразу в военкомат, поднял всех на ноги, отыскал твой адрес. Дома, конечно, не застал – рабочий день. Спасибо соседке, подсказала, где тебя искать…

«До отхода скорого поезда… осталось три минуты», – прокатилось по перрону. Тягостно было молчать, стоять у вагона.

– Ну так едешь или нет? – твердо спросил дядя.

– Ехать далеко? – спросил Сергей, словно от расстояния зависело его решение.

– К утру будем на месте, – пообещал дядя, и они поднялись в тамбур.

…Вагон убаюкивает, укачивает, будто в зыбке. Удивительно и горько Сергею, что совсем рядом – ночь проехать – родина отца и его, выходит, тоже. Сколько раз проезжал он эту маленькую станцию, мог даже видеть его из окна или столкнуться нечаянно с ним на остановке, да не довелось. Неясные воспоминания бродили в нем и откликались давним полузабытым детским сном, в котором оживала непроглядная ночь: тусклый мокрый фонарь болтается на столбе рядом с вагоном, черная блескучая вода заливает землю, его, маленького Сережу, передают на руки стоящему внизу человеку, тот прижимает его к груди, бережно несет мимо разрушенной поленницы дров, и вода кружит, уносит вымытые поленья. Под грубым брезентовым плащом человека тепло и уютно и совсем не страшно глядеть на этот вселенский разор. Частые вспышки молний вырывают на мгновение небритое улыбающееся лицо: губы говорят какие-то ласковые, успокаивающие слова, а какие – не упомнить. Сонного его заносят в дом, слышатся взволнованные громкие голоса, но они доходят до него, как сквозь вату, пахнет чем-то вкусным и праздничным, и кто-то накрывает его одеялом…

«Не довелось, не повстречались», – билась сейчас в нем одна мысль, повторялась под стук колес и заглушала последние сомнения. Ночной поезд с каждой минутой приближал его последнюю встречу с отцом. Дядя как спал бесшумно, настороженно, так и проснулся без предисловий – разом скинул ноги на пол, крепко потер виски ладонями.

– Спал не спал, как вахту отстоял… Подъезжаем? – выглянул он в окно. – Пойдем перекурим в тамбуре да и собираться будем.

В промороженном тамбуре задымили сигаретами. Говорить не хотелось. Неспокойно было на душе.

И вскоре заскрипел тормозами состав, качнулся и замер вагон рядом с деревянным вокзальчиком. На маленькой станции, больше похожей на полустанок: рельсы, домишко, окруженный тощей акацией, да каменная водокачка, брошенная за ненадобностью. За крашенным по-железнодорожному – в две краски – вокзалом угадывалась в потемках большая деревня или, как принято теперь называть, поселок городского типа – торчали посреди него два-три неуклюжих двухэтажных шлакоблочных здания, вот уж действительно ни к селу ни к городу.

Поезд протяжно вздохнул, вздрогнул, потянулся всем своим длинным телом и быстро набрал скорость. Сергей с дядей подождали, пока проскочит мимо последний вагон, и перешли на другую сторону путей. В ту же минуту к ним подошел высокий парень в черном полушубке, унтах, маленькая шапчонка чудом держалась на пышной шевелюре.

– Здорово, Володька, – деловито сказал дядя и так, будто вчера с ним расстался, – знакомься, Сергей, твой сводный брат.

Сергей молча пожал парню руку, и ничто не толкнулось, не ворохнулось в сердце, очень уж неподходящая минута была для знакомства. Володька распахнул дверцы заезженного «москвича», усадил их, и они поехали по пустынным холодным улицам к отцову дому. Отчаяние охватило Сергея, он вдруг подумал, каково было бы матери, узнай она, что сын едет к человеку, от которого она старательно и суеверно отгораживала его всю жизнь. Мысль, что он предает память матери, выбилась из клубка других, и Сергей едва не застонал от досады и беспомощности. «Да что же это делается? Уговорили, посадили, повезли, сиди смирно – ни рукой ни ногой не пошевели в тесной коробушке. Готовься войти в чужой дом, где такое горе. А мог бы и не узнать о нем. Может, еще не поздно остановить машину, повернуть вспять. И первым же поездом уехать?» – мысли путались, обессиливали его, но с каждой минутой он все отчетливее понимал, что не повернет, не поедет назад.