Вольные упражнения

– С Анной Дружининой вы занимаетесь?

– Занимаюсь, – насторожилась я. – А ты кто?

– Это неважно… – Получилось грубовато, хотя я видела, что мальчишка очень стесняется. – Я учусь с Анной в одном классе. Я думал, что она сегодня в школу придёт, а она опять не пришла… Третий день уже… У неё очень большие неприятности в школе… Там все виноваты, это была общая фантазия – этот канат… Я им говорил, что это ерунда, да Наташку разве убедишь… Как заведённая. Вот и поспорили…

Я перевела дух. Кроме того, что Анна опять куда-то влипла, я ничего не поняла. Здорово, конечно, выражают свои мысли наши дети. Но слушаю дальше, прерывать нельзя – совсем замолчит.

– В общем, – продолжал парень, немного успокаиваясь, – вас в школу вызывали. Анне без вас велели не приходить, вот она и не приходит… Хотя дома тоже не сидит, делает вид, что в школе… Вчера их соседка нам звонила, у меня в комнате параллельный телефон… Я снял трубку, думал, это мне звонят, а это отцу… Вот я и услышал… Соседка говорила, что полиция вчера акт составила, мать Анны будут родительских прав лишать…

Мальчишка вдруг замолчал, испугавшись, что выдал чужую тайну. Но, взглянув на меня, продолжил:

– Хотя вы, наверно, всё знаете… Вы ведь знаете, что у Анны мать… Ну, что пьёт она?

Я кивнула, начиная что-то понимать.

– Ну, вот. Соседка сказала, что мать Анны неделю из запоя не выходит, что у них вчера в квартире какая-то драка была, мать Анны в больницу увезли, а саму Аньку еле откачали…

Я схватила его за плечо и так сильно сжала, что он скривился.

– Вы не поняли… Анна очень за мать испугалась, у неё потом истерика была, и соседка её валерьянкой отпаивала.

– Ну, знаешь ли… – Я притянула его к себе и усадила на холодную, обитую дерматином банкетку. – Ты вот что… Ты надень очки, пока не сломал, успокойся и начни сначала.

Мало-помалу мы разобрались в событиях в школе.

– Тебя как зовут?

– Николай.

– Ты дружишь с Анной?

Спросила как можно проще, почти небрежно. Только дружбы с мальчиками нам и не хватало.

– Не… Мы… Мы – враги.

Я удивлённо посмотрела на него.

– Но ведь ты пришёл предупредить меня, что у Анны – беда?

Николай кивнул.

– Но для того чтобы ей помочь, я должна знать всё, понимаешь? Почему Бабаня звонила к вам домой? Почему она просила помощи у твоего отца?

Николай помялся немного и вдруг, глядя через толстые линзы прямо мне в глаза и заливаясь краской, выпалил:

– Он не мой отец. Он – отец Анны, понимаете? Я бы никогда к вам не пришёл, но он сказал по телефону, что ничем Анне помочь не может. Он – предатель, понимаете?!

Да… Вот так история… Насколько всё-таки дети лучше нас, взрослых. Девчонка совсем запуталась, а я, вместо того чтобы домой к ней сходить, в школу заглянуть, собственные обиды считаю…

Я пожала ему руку.

– Ты – настоящий человек, Николай. Я тебя уважаю. Спасибо, что пришёл. Я постараюсь помочь Анне.

Он встал и, опустив голову, пошёл к выходу, но в дверях остановился и сказал:

– Вы не думайте… Я им сразу сказал, что слышал этот телефонный разговор, – и ему, и маме… Я ему сказал, что он предатель и что если он не вмешается в эту историю, то я под одной крышей с ним жить не буду, я уйду из дома!

– Ты погоди, Коля, не горячись… Там всё не так просто. В отношениях с отцом Анна тоже виновата, ты ведь знаешь, какой у неё характер? Я обязательно разберусь, авось всё уладится…

Я помогла ему открыть на улицу тяжёлую, разбухшую за зиму дверь вестибюля, но не успела отойти, как Николай влетел обратно.

– Она там!

– Кто?

– Анька.

– Идёт сюда?

– Не… Она там… Тренируется…

Я опять ничего не поняла. Притянула Кольку за плечо и затолкала за колонну.

– Не высовывайся!

И, как была в спортивном костюме и лёгких тапочках, выскочила на улицу.

Двор нашей спортшколы – общий с детским садом. Прямо под окнами зала – детская площадка и спортивный городок для малышей, всякие там лесенки, качели и стенки. И на круглом детском бревне, сбросив дешёвенькую курточку прямо в снег, Анна делала фляки. Я спрыгнула с крыльца в сугроб, сгребла в охапку этого вредного, наглого, самого дорогого мне ребёнка и потащила в тепло.

От неожиданности она так растерялась, что не проронила ни слова, уже в вестибюле набычилась и отвернулась от меня. Я всё поворачивала и поворачивала её к себе, но она так вывернула голову, что заглянуть ей в глаза было невозможно. И вдруг я почувствовала, что её прилично накачанное плечо затряслось мелкой дрожью, и она вдруг заревела, заревела впервые за наши совместно прожитые годы, низким смешным басом. Я прижала её к себе и, вспомнив про Кольку, осторожно покосилась в его сторону. Он тихонько пятился к двери. Незаметно махнув ему рукой, я потянула Анну в раздевалку.

Наш хореограф и мой преданный друг Нина Захаровна Василькова, а по-нашему Нинон, вот уже битый час мучила с моими младшими вольные упражнения. Что делать – ума не приложу: у обеих никаких данных к хореографии. И Нинон бьётся, и я, книжки им о балеринах носим, на балетные спектакли водим – эффект нулевой. Что ни вольные, то поперёк музыки.