Вольные упражнения

Отец не живёт с нами лет пять. Когда мама начала сильно пить, он нас сразу бросил. Он работает каким-то важным инженером, часто ездит за границу. Бабаня говорит, что он просто испугался, что мама его ско-про… сконро… И когда я только научусь это слово правильно произносить? Скомпрометирует… Вот, кажется, правильно. Сначала отец приставал ко мне: встречал после уроков, после тренировки, приходил даже в спортшколу и подолгу шептался о чём-то с Ириной. Но, увидев его в школьной раздевалке, я стремглав неслась наверх в учебную часть, пряталась где-нибудь в кабинете или удирала по чёрной лестнице и потом наблюдала из подворотни, как он уходит ни с чем. А если он приходил в зал, то я тренировалась как ни в чём ни бывало, отказывалась подходить к нему, даже когда звала Ирина. Постепенно он перестал меня ловить, видела я его теперь только случайно, хотя он жил со своей новой женой и её сыном на нашей улице. Теперь я от него совсем отвыкла, но иногда… Мне часто снится один и тот же сон… Когда-то очень давно, я совсем маленькой была тогда, мы были все вместе в каком-то доме отдыха… Так вот, мне часто снится огромный парк, там бассейн и в нём – золотые рыбки… И папа держит меня на руках и смеётся, и мама рядом, такая красивая… Она очень красивая была, пока не начала пить. Когда, посмотрев этот сон, я просыпаюсь утром, у меня долго ещё стоит ком в горле. И я всё время кашляю и кашляю, пока Бабаня не начинает щупать мой лоб и совать мне градусник. Я никогда не брошу свою маму, потому что всё равно она самая добрая и самая хорошая… Да, она пьёт, но все говорят, что это – болезнь… Но если это болезнь, почему же её никто не может вылечить? Ведь мама однажды лечилась. Она была в больнице очень долго. А выписалась – и снова те же друзья и те же гости… И вообще… Если водка приносит столько несчастья и горя, то зачем её продают?

Утром я спрашиваю Бабаню:

– Ты зачем ему звонила? Я слышала…

Она не ответила.

– Ведь, кажется, договорились: никогда ему не звонить!

– Он твой отец, между прочим…

И по её тону и виду я понимаю, что звонила она совершенно напрасно и сама жалеет об этом.

Потом Бабаня долго крутила телефонный диск, пытаясь дозвониться до больницы, чтобы выяснить про маму. И, положив трубку и не глядя мне в глаза, она быстрой скороговоркой объяснила, что маме вчера в больнице зашили рану и, если завтра всё будет в порядке, её выпишут домой на амбулаторное лечение.

И я молча пью совершенно безвкусный чай.

Ирина

Павел со Светланой уехали на сбор вчера. Светка – ровесница Анны, данные у неё значительно скромнее, но работоспособности и спортивного азарта не занимать, потому и попали они в сборную страны на год раньше нас. И характер у Светланки – позавидуешь. Характер истинной гимнастки: если что-нибудь сразу не получается, будет сутки в зале торчать, но своего добьётся. Глядя на Светку, я всегда себя её ровесницей вспоминаю. Я такая же была. Очень рано поняла, что смогу подняться на пьедестал почёта, если буду работать как вол. Я никогда не была красивой гимнасткой. Мои соперницы выглядели девочками стройными, длинноногими, пластичными. А я была маленькой, угловатой, но зато с «прыгучими», как у нас говорят, ногами. И одолеть своих соперниц я могла только работой. И я работала, ох как я работала! У меня была цель: оторваться, уйти от них, красивых, настолько, чтобы догнать меня стало невозможно. Как мне было трудно и тяжело тогда, теперь знаю только я одна: мой тренер Сергей Петрович, человек уже немолодой, умер в прошлом году от инфаркта прямо на тренировке… Он не торопил меня, не подгонял, даже останавливал иногда – я сама рвалась вперёд. Словно случайно, на соревнованиях я стала попадать в число лидеров, меня стали замечать, наконец, во мне стали видеть соперницу. Но я была некрасивой, и меня стали засуживать, срезать десятые, сотые балла, завоёванные с таким трудом. Как было горько, обидно тогда… Сколько слёз я пролила! Но на пятое, даже четвёртое место я согласиться не могла. Отревев положенное, я возвращалась в зал, и всё начиналось сначала. После изнурительных тренировок я еле доползала домой, падала на диван, и теперь уже моя бедная мама плакала надо мной, проклиная тот день и час, когда впервые отвела меня в спортшколу…

Я с наслаждением опускала гудящие ноги в тёплую воду и громко вскрикивала, когда мама, неумело массируя, сильно сжимала мои «забитые» икры. И я попала в команду на Олимпийские игры, и стала второй в многоборье, и выиграла два снаряда. Меня признали не только в нашей стране, но и во всём мире. Много раз выступала я на международных соревнованиях, постоянно усложняя программу. Много раз в мою честь исполнялся наш гимн…

– Ирина Николаевна! – кто-то окликнул меня от входных дверей.

Я вышла в пустой вестибюль – там стоял только один паренёк, который смущённо отирался о стенку. Его очки с неестественно толстыми линзами совершенно запотели от мороза, и, наверно, он меня не видел.

– Это ты меня звал?

Он быстро стянул с носа очки, без которых смотрел на меня ещё более смущённо и подслеповато.