Вольные упражнения

И тут в дверь нашего класса начинают бешено ломиться. В коридоре кричат учителя, швабра от рывка разлетается пополам, и к нам врывается весь педсовет во главе с Елизаветой, нашей классной руководительницей. Увидев меня, она так побледнела, что я даже испугалась за неё. Сначала она лихорадочно ощупала мои конечности, велела кому-то позвать медсестру, а потом затрясла меня, как грушу, даже голова заболталась. А Елизавета вдруг заплакала и отвернулась. Ну дела… Она часто так: злится, орёт на меня не меньше Ирины, а потом вдруг так жалостливо посмотрит, хоть сама плакать начинай.

Я уже почти ничего не видела левым глазом, его закрывал большой рог, быстро прораставший на моём лбу. Учителя топтались вокруг нас по хрустящим стёклам, мальчишки онемели от страха, жались к стене, как на построении. Только Колька Семёнов, взявшийся неведомо откуда, удивлённо таращился на меня.

Но как только взрослые убедились, что мы все живы и с целыми костями, прозвенел звонок на урок, и все разошлись, одна Елизавета осталась с нами. Она и раньше-то меня с трудом переваривала, а теперь просто с ненавистью смотрела, а слёз и след простыл.

– Конечно, Дружинина… Что ещё можно было от тебя ожидать? Тебе мало твоих тренировок, тебе надо ещё и в школе аттракцион устроить!

Наташка, а за ней и мальчишки что-то неразборчиво лепетали, что, мол, виновата не только я, что это все виноваты, но Елизавета просто отмахнулась. И в итоге я, вся вымазанная йодом, с перевязанной рукой и с гигантским рогом на лбу слышу приговор:

– Завтра придёшь с матерью!

Я промолчала.

Елизавета тут же спохватилась.

– Хотя… Придёшь с тренером. Как там её зовут? Всё время забываю…

– Ирина Николаевна…

– Так вот. Без Ирины Николаевны в школу можешь не приходить.

Я киваю. Хорошо, я больше в школу не приду.

Это было в четверг. В пятницу и в субботу я в школу не ходила. Ровно неделя, как не появляюсь на тренировках. И о чём только Ирина думает, сбор должен со дня на день начаться… Круто я влипла, ничего не скажешь. Ирина, конечно, заводится с пол-оборота, но ведь я тоже, как говорит Бабаня, «не подарок»: в другой раз не то чтобы назло – из принципа по-своему делаю…

А может быть, взять и прийти в зал как ни в чём не бывало? Нет, такой номер, конечно, не пройдёт. Девчонки расспрашивать начнут, да и тренеры тут же полезут со своими душеспасительными беседами. На Павла Дмитриевича стыдно смотреть будет, всё-таки старший тренер, а как Ирина поступит, вообще неизвестно: может сразу из зала выгнать, а может неделю головы в мою сторону не повернуть. Но ведь в этот раз она сама виновата, кто её просил рукам волю давать?! А когда она сама виновата, она всегда за мной приходит. Перебесится, перезлится – и придёт. Что ей без меня делать? Снова на набор идти, искать талантливых шестилеток и потом тащить их семь лет, пока они до моего уровня дорастут? Не может быть, чтобы она за мной не пришла!

Анной меня назвали в честь нашей соседки Анны Сергеевны. Она старенькая, очень добрая, меня, можно сказать, вынянчила. Когда я была маленькая, я не могла выговорить «баба Аня», сократила одну букву, и получилось «Бабаня», так мы её и зовём – Бабаня и Бабаня… У Бабани в нашем городе родственников нет, сама она работает в детских яслях медсестрой. Меня очень любит, всегда следит, как я одета, что ела сегодня, делала ли уроки. Мы с мамой тоже её очень любим, она просто как наша родная семейная бабушка. Кроме нас, есть у Бабани где-то в деревне совсем старый брат, она к нему иногда ездит.

Бабаня вместе со мной очень переживает, что мама пьёт. Сколько раз она ссорилась с ней, ругала её, выгоняла маминых гостей из нашего дома, плакала даже. Она как-то уговорила маму устроиться на лечение, но из этого ничего не получилось. Наше несчастье в том, что мама никогда не спорит, она и со мной, и с Бабаней во всём соглашается, но только мы за дверь – в доме опять появляются её гости.

Ясли, в которых работает Бабаня, – круглосуточные, она часто не ночует дома, а мамины гости этим пользуются. Я тоже часто уезжаю, да они на меня не обращают внимания. Что я с ними могу сделать? Вот и сегодня в нашей комнате сумасшедший дом. Бабаня только что пришла после суток, и я вижу, что она очень устала и что у неё сразу испортилось настроение, но она при мне сдерживается. Посадила меня на кухне покормить, а сама злится и прислушивается.

Потрогала мою шишку, покачала головой.

– До сих пор не проходит…

Про канат и выбитую раму я ей давно рассказала, с таким фонарём разве что-нибудь скроешь! Правда, мама мой рог до сих пор не заметила. Она работает на стройке, встаёт на работу очень рано, уходит, когда я ещё сплю, а по вечерам пьёт вот уже больше недели. А сегодня суббота, эти гости теперь до утра. Одна надежда на Бабаню: может, разгонит…