Вольный Дон

Работа закипела, стали прибывать нанятые за деньги подсобники и наслышанные об удачливости молодого Булавина молодые казаки, желающие составить мою дружину. Так я стал превращаться в пограничного лорда, который думает совсем не так, как вольный атаман. Раньше-то что? Бегом-бегом, только вперед, ограбить врага и вовремя скрыться, а теперь все не так. Я обязан держать определенный кусок территории и заботиться о вверенных моему попечению людях. И это хорошо еще, что имеются деньги, строители, верные соратники, а самое главное – спокойное время для обустройства на одном месте и создания укрепрайона, а то бы пропал.

В заботах пролетели август и сентябрь, а первого октября в Булавинск, так стала называться моя крепость, прибыл владетель городка Эльбузд и мой дядя Петр Афанасьевич Булавин, среди закубанских кочевников, черкесов и турок Хасана-паши весьма уважаемый человек, который держит под своей рукой больше сотни казаков. Между нами состоялась беседа один на один. А затем, когда к нам добавился окрепший и умиротворенный полковник Лоскут, втроем переговорили. И в итоге было решено, что в любом случае мы союзники, которые должны оказывать друг другу помощь, не взирая ни на что. Приоритет – защита Старой Крови. Для меня этот договор значил многое, так как дядя обещал извещать обо всех передвижениях закубанцев в нашу сторону и, по возможности, останавливать их, тем более это его прямая обязанность перед Ачюевским владетелем.

Петр Афанасьевич пробыл у меня в гостях два дня, навестил Поздеевку и отправился обратно на реку Эльбузд. После него меня покинул Лоскут, которого в Черкасске ждали большие дела, и остался я один на один со всеми своими проблемами и делами. Но поскольку все было отлажено, я не переживал, уже начал привыкать к своей новой жизни и сильно надеялся, что после свадьбы мне будет, куда привезти Алену, ибо жить в отцовском доме или Царицыне не хотелось.

– О чем задумался, Никифор?

Оторвав взгляд от пламени костра, на которое смотрел, я обратил внимание на Ивана Черкаса, который задал мне этот вопрос.

– Представляю, как мы здесь зимой жить станем.

– А-а-а! – Черкас беззаботно взмахнул рукой. – Все будет хорошо. Женатые ватажники до весны на старых местах останутся, а на нас, на двадцать-тридцать человек, донжона хватит.

– А стены? А рабочие?

– Ты же сам сказал, что временный палисад поставим, а строителей в бараках расселим. Значит, так все и сделаем, а иначе, зачем нам столько бревен и досок понавезли.

– Что не пропадем – это понятно. Вот только все как-то неустроенно и смутно, и от этого мыслишки разные в голову лезут.

– Плюнь и разотри, атаман. Лучше давай представим, как мы в этих местах через пару лет заживем.

– Ну, давай. Вот ты, Иван, как свою жизнь видишь?

Черкас наморщил лоб, шмыгнул носом, и сказал:

– В крепости дом каменный поставлю. Женюсь, обзаведусь хозяйством и с тобой буду в походы ходить, а то здесь как-то скучно.

– И все?

– Ну, да. По мне, так больше ничего и не надо.

– Понятно, – оглядев остальных боевых товарищей, обратился уже к ним: – А вы что думаете?

Из всех, первым, как ни странно, высказался молчаливый богатырь Михайло Кобылин:

– Я как Черкас, только походами не горю, хочу большое хозяйство завести и на месте осесть.

«Вот и крепостной кастелян, он же комендант», – подметил я, и кивнул в сторону Семена Кольцо:

– Ты?

– Я бы завод кирпичный поставил, вроде тех, что у тебя под Черкасском стоят. Предприятие приносило бы доход, а жить мне лучше здесь.

– А если я тебе предложу долю от моих производств, и ты станешь управляющим, который расширит производство?

– Не откажусь, только доля должна быть достойная.

– Посмотрим, как покажешь себя. – Взгляд на Смагу Воейкова. – Что у тебя?

Смага, отличный боец и неплохой тактик, которого я прочил в десятники, сказал:

– Пару лет с тобой, а потом хотелось бы самому ватагу собрать.

– Неплохо, и по делу.

Последним, кто не высказался, был Митяй Корчага. Все мы посмотрели на него, но он молчал и Иван поторопил его:

– Чего тянешь, односум? Скажи, как свою жизнь видишь?

Митяй тяжко вздохнул, мотнул светлой выгоревшей на солнце шевелюрой и выдавил из себя:

– Хочу на Русь вернуться и с боярином своим за невесту посчитаться.

– А дальше-то что? – спросил я.

– Никогда об этом не думал.

– Надо бы думать, друже. Ненависть она ничего не созидает, а только разрушает человека изнутри. Поразмысли над этим, и когда прикончишь боярина, а ты это сделаешь, должен будешь вернуться назад и начать жизнь заново.

– Это уж как получится, атаман.

Тем временем костер прогорел, мы обсохли, собрали добычу и отправились к своей крепости. Вернулись часам к трем дня. Битых уток отдали на кухню, чтобы на ужин была мясная порция для рабочих, а сами прошлись по стройке. Я переговорил с Таганком, пообещал ему до дождей озаботиться подвозом кирпича из-под Черкасска, и расплатился с работягами из Хомутовского городка, которые честно отработали неделю и возвращались к своему хозяйству.