Читаем Володька-Освод полностью

— Здравия желаю, Владимир Васильевич, — сладко прижмурясь, прошептал Володька свое соответственное должности величанье.

— Здравствуйте, товарищ матрос-спасатель второго класса!

Получилось хорошо.

— И-и-и-эх-х! — вздохнул Володька. — Трудов-то, трудов-то еще, пока поймут.

С утра Сагин смотался на «Жигуленке» в предгорья к знакомым чабанам и привез от них жалобно блеющего барашка. Гости ожидались к вечеру. Чтобы плов доспел к сроку, надо было начинать готовку не позже как с обеда. Рыбное все было свое. Тут беспокойства не ожидалось, — и сомятинка, и сазаны, и лещи, и мелкий рыбий сор вроде плотвы (на закладку в двойную уху) еще со вчера дожидались гостей.

К половине пятого огонь под трехведерным казаном загасили. Плов начал запариваться. От ухи тянуло умопомрачающим запахом. Володька начал томиться.

В четверть шестого подошла запыленная белая «Волга». Из двери не спеша вылез высокий, вальяжный человек. Благообразное лицо его было брюзгливо нахмурено, крупный, висячий нос словно принюхивался. Это был заместитель начальника управления.

Сагин мелким бесом подсыпался к благодетелю. Разминая толстые ноги, тот прошелся по конторскому двору. Володька подобострастно поддерживал под локоток учителя жизни.

Заместитель начальника повел агатовым глазом по щитам с бодрыми спасательными призывами и довольно покивал Володьке.

— Вижу, вижу. Молодец. Умен оказался. Растешь. Не ошиблись, как видно, мы в тебе.

Сагин расцвел, как пион. Круглая физиономия его маслено залоснилась от начальнической ласки.

— Стараемся, — браво подхватил он. — В этом квартале по спасенным утопленникам идем с перевыполнением!

Заместитель начальника усмехнулся: — И откуда ты их только берешь, спасенных-то этих? Сам, что ли, топишь? — Он толкнул Сагина локтем под бок. Володька игриво хихикнул.

— Выходим из положения. Каких, конечно, и сами. План дело святое.

Володька утопил и спас в бумажной воде всех своих близких и далеких знакомых и начал уже оприходовать их по второму разу; так что с планом все обстояло действительно в порядке.

— Ну, старайся, старайся. Смотри только не перестарайся. — Построжев лицо, он повернулся к Сагину. — Еще кто у тебя сегодня ожидается?

Володька, прикрыв ладошкой губы, потянулся к начальникову уху и тихо шепнул словечко.

— А-а-а, — оживился тот. — Одобряю, одобряю. Я же говорил, умен. Молодец.

Явно довольный сообщением, он прошел вперед.

— Ну, где тут у тебя чего?

Володька резво забежал сбоку.

— Сюда, сюда проходите.

В небольшом береговом затончике позади пирса был устроен над водой высокий помост. Четыре мощных двутавра вороненой стали на два метра уходили в галечник акдарьинского берега. По колоннам шла обвязка, на ней и располагался обширный, человек на двадцать, деревянный помост с решетчатым ограждением. Володька не зря гонял на берег бульдозер и буровую установку, — место заслуженного отдыха было сработано на века. Поверх черного пола помост был обшит доской-вагонкой.

Заместитель начальника снова усмехнулся. Вагонку он узнал. Поверх дерева лежали верблюжьи ковры. По периметру дастархана многоцветным радужным поясом бежали атласные курпачи. В центре стояло несколько расписных жостовских подносов с яблоками, виноградом, курагой и прочими дарами щедрой восточной земли. В сторонке виднелся отдельный поднос с лепешками.

Во двор вошла вторая «Волга». На машине не было и пылинки. Володька со всех ног кинулся к ней. Прижав ладонь к груди и согнувшись в низком полупоклоне, он отворил белую дверцу.

12

Гуляли долго. Съедены были и плов, и уха, и уже по ходу дела сготовили и умяли домламу, а конца веселью все не предвиделось. До одиннадцати насыщались, и пили, и прели. После одиннадцати у большого человека загорелся специфический аппетит. Сыто рыгнув в Володькину сторону, он поднял осоловелые глаза и поманил начальника спасательной станции.

— Разговор есть.

Володька на коленках пополз среди развала тарелок, чайников, обглоданных костей и пустых бутылок. Большой человек, полуобняв Сагина за плечи, навалился на Володьку огромным своим животом.

— Мамашку надо, Володька, — сказал он, обдавая Сагина сытыми запахами бараньего жира и коньяка.

Володька сполпьяна не сразу ухватил, о чем ему толкуют.

— А, а? — бестолково переспросил он. — Чью мамашку?

Большой человек досадливо сморщился.

— Маруську, Маруську давай! Белый мясо кушать будем!

Сбоку придвинулся областной босс.

— Да, — промурлыкал он. — Самое оно. Как раз ко времени. Только ты гляди, Сагин, — босс погрозил Володьке пухлым пальцем с намертво впившейся в мясо золотой печаткой, — чтоб все чистенько было. А то как бы не заловить чего.

Тут до Володьки доехало.

— Вон оно что. Так бы и сказали. А то мамашку, малашку, сразу и не разберешь.

Гостям требовался десерт. Володька, по лени и сытости, попытался было отделаться.

— Поздно уже, где сейчас добудешь? Раньше надо было заказывать.

Но глазки у большого человека совсем уже утонули в сальных припухлостях щек.

— Э-э-э, Володька, такой пустяк, что тебе стоит? — польстил он. — Сам же говорил. — Он подтолкнул Сагина. — Давай время не тяни. Обычай знаешь? Гостей не обижай.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза