Вологодские заговорщики

Это был новенький голландский флейт, а как английские купцы разжились столь красивым и быстроходным судном, оставалось только гадать; статочно, не за деньги купили…

Когда лет семь назад противостояние Англии с Испанией кончилось Лондонским миром, английский король отказался помогать голландцам, хоть те и были одной с ним веры. Как раз тогда на голландских верфях в городе Хорне строили первые флейты, и, видно, «Московская компания» сумела наловить рыбки в мутной воде.

Поморы обсуждали качества судна, сходясь на том, что оно должно быть очень ходким, пытались разглядеть мачты, насколько позволяли взятые на рифы верхние прямые паруса фока и грота. Мачты были высокие и составные, и тут уж нашлось о чем поспорить. Купцы же гадали, сколько пудов товара влезет в этакий пузатый трюм, и додумались — не менее пятнадцати тысяч, а то и поболее.

И все вместе с большим любопытством смотрели на пушки, глядевшие из особых окошечек в бортах. Их было на обоих бортах никак не менее двух десятков. Это означало — мореходы готовы дать отпор любому, кто покусится на судно и на товар. Нашлись на пристани знатоки, хвалившиеся, будто видали морской бой и как, когда суда, встав бок о бок, сцепляются, бойцы лезут на судно противника с короткими и широкими саблями. Гаврюшка так заслушался, что рот сам собой приоткрылся.

— Иванко, где тебя нелегкая носит? — сердито спросил Яковлев. — Будь при мне! Петр Петрович, не отставай! Коли будет Господь ко мне милостив — все зерно сбуду.

Промеры показали — глубина у самой пристани в обрез, четыре сажени, и хоть осадка флейта невелика, а рисковать не стоит и придется возить товары на берег и с берега лодьями, тем более что причалов для них имелось немало. Тут же владельцы суденышек затеяли торг, чуть не вышло драки со служившими при амбарах и пришедшими с обозами мужиками. Наконец все утряслось, на берег прибыл капитан, с ним — те купцы «Московской компании», что привезли товары, и начались поклоны!

Гаврюшка остро позавидовал Змею-Горынычу, у которого, коли верить сказкам, были три головы. Одной парой глаз уследить за четырьмя русскими купцами, капитаном, толмачом и английскими купцами он был не в состоянии.

— Я в Вологду не вернусь! — сказал Теренко. — Тут останусь. Пойду к старому вожу в науку, вожом стану, буду таких красавцев через море водить! До той поры другую пристань построят, я слышал! Чтобы к самой пристани судну причаливать, а не посреди реки торчать, зацепившись якорями!

— Тебя искать будут.

— Спрячусь. С собаками не найдут. Потом тут женюсь — и меня тогда не выдадут.

Тут парня позвали трудиться — сперва выгружать из трюма товары, спускать их в лодьи, чтобы на берегу приняли другие обозные мужики, потом, уже на берегу, грузить их на подводы, доставлять к амбарам.

Капитан, мужчина лет пятидесяти, краснолицый, носатый, с бородкой клинышком и подкрученными усищами, одетый в короткий кафтанишко и широкие короткие штаны, обутый в сапоги выше колен, был очень доволен, что сможет наконец хорошо покормить своих матросов, и уже договаривался о свежем мясе, о мягком пшеничном хлебе, о пиве, обо всем, чего недоставало во время трехнедельного плаванья. Народу на судне было с полсотни человек, поди прокорми такую ораву, но Гаврюшка из разговоров узнал: это еще для такого корабля немного.

Петр Петрович был давним знакомцем капитана, они оба радовались встрече, купцы же наперебой звали его с кормчим и прочими начальными людьми в гости, на угощение. Откуда ни возьмись, появились бабы с корзинами, в корзинах — жареная и копченая рыба, всякие заедки, началась веселая торговля.

Вот теперь это была та пристань, которую представлял себе Деревнин.

Четверо русских купцов, за которыми велено было смотреть, оказались в разных концах пристани — вместе с купцами английскими, принимавшими товар. Гаврюшка сообразил — им всем сейчас не до тайных посланий. Да и ему самому, пожалуй, тоже: Третьяк Яковлев велел ему записывать цены.

Дед в свое время выучил Гаврюшку писать не только на столе, но и на колене, ведь не всюду для тебя стол поставлен. Он и писал, даже не пытаясь понять, что означают числа, которые ему чуть ли не в ухо выкрикивал Третьяк. Купец, уже имевший дело с англичанами, знал с полсотни слов, необходимых для торговли, и с теми была сущая потеха — собеседник не всегда их понимал и говорил по-русски: «Ты не разумею». Гаврюшка вдруг понял: ежели Третьяк Яковлев вздумает передать этому купцу то тайное послание, то не сумеет объяснить, что сие означает.

Стало быть, и остальные трое не справятся без толмача. А сколько же на пристани толмачей? Гаврюшка знал только двоих.

Следующие дни были похожи на бред. Гаврюшка честно пытался уследить за всеми, внушающими подозрение. В их число попал и англичанин, хорошо объяснявшийся по-русски; Гаврюшка узнал, что этот человек приехал из Вологды с ранее пришедшим обозом, дней за пять до того, как дед и внук Деревнины оказались в Архангельском остроге.