«Волос ангела»

– Пожалуйста, Николай Петрович… – Базырев угостил всех папиросами. Закурили.

– Дело есть, – помолчав, начал Базырев. С удовлетворением отметил, как сузились хищно глаза Антония и, не умея себя сдержать, нетерпеливо заерзал на стуле Пашка Заика. – Крупное дело… – со значением, медленно повторил Юрий Сергеевич, – очень крупное. Широкое. Надо людей, но не много. Лишние люди – лишние разговоры. В дело брать будем втемную, не посвящая во все детали, а только на выполнение отдельных поручений. Есть ли люди?

– Как не быть. Фартовые ребята еще не перевелись. Но долю от добытого какую-никакую, а давать им придется. – Антоний медленно обвел глазами сидящих за столом, отмечая, как они реагируют на его слова. – И, как всегда, вы должны обеспечить нам работу без проигрыша. Что за дело?

– Денежное, – лаконично пояснил Юрий Сергеевич, воздержавшись от изложения подробностей.

– Банк бомбить? – не удержался Пашка. – Помню, в семнадцатом шниферы [7]в Харькове отбомбились. За всю масть – на два миллиончика!

– Банк – это непросто, – приминая в грязной тарелке окурок папиросы, сказал Антоний. – Балеринку [8]надо хорошую, да и не одну, а то сделают такую, что дырку провертишь с гривенник величиной, а надо с пятак, иначе килечник [9]не войдет и шкапчик не вскрыть. Надо знать, где блинов [10]побольше, какая охрана, заранее иметь планы хранилищ… И мокрое это дело, если охрана есть. К тому же не наш закон банк брать, мы по другой части.

– Верно рассудил: банк нам ни к чему – это против государства. Сразу свору легавых спустят по следу, не старое время. – Юрий Сергеевич засунул пальцы за проймы жилета, по-хозяйски развалившись на стуле.

Внимательно слушавший Невроцкий с какой-то ревнивой злостью отметил, что непонятные ему тарабарские слова блатного жаргона – «музыки» – воспринимаются Базыревым как само собой разумеющееся, давно и хорошо знакомое.

– Согласен… – Антоний бросил в рот щепоть квашеной капусты, пожевал. – Тогда, если не банк, не пойму, куда вести нас хочешь? Неужто по старым следам?

– Угадал, Николай Петрович, именно по старым следам, по храмам, в настоящее время плохо охраняемым. Церковь теперь вне государства, каторги у большевиков нет, анафеме тебя не предадут, а у долгогривых попиков добра хватает. Почему его не взять?

– Маклака, [11]боюсь, не найдем на церковное золотишко. Народец мельчает, – покачал головой Антоний.

– Ну, об этом моя забота, – успокоил его Базырев, – главное – взять, а куда деть будет, придумаем. Но кроме металла и камней нужны хорошие иконы, особо старого письма: владимиро-суздальского, новгородского, северного, если выгорит, то и московской школы Ушакова. Как?

Пашка натужно сопел, не решаясь влезть в разговор. Чувствовал – дело пошло серьезное, мешать нельзя, договариваются хозяева: больший с меньшим.

Бывший жандармский ротмистр молча курил, переводя глаза с задумавшегося о чем-то Антония на смотревшего с легкой улыбкой Базырева, смотревшего вроде на всех и ни на кого в отдельности.

Сейчас сухопарый, блондинистый Юрий Сергеевич почему-то напомнил Невроцкому кота Ангела – ленивый прищур глаз, мягкая, расслабленно-безразличная поза и в то же время – готовность мгновенно собраться, выпустив когти, вцепиться и рвать, рвать…

"Съехать надо от него на другую квартиру, – решил для себя Алексей Фадеевич. – Взять побольше денег и съехать. И новую квартирку потихоньку себе приискать, еще одну, о которой ни Базырев, ни эти дельцы уголовного мира ни сном, ни духом знать не должны, – береженого Бог бережет!"

Невроцкий давно привык постоянно беречься – иначе не вытянул бы всего выпавшего ему на долю за последние годы. Теперь новый зигзаг в его судьбе, новые хлопоты, новые обязанности. Сводить знакомство с ВЧК он совсем не хотел, но жизнь – штука круглая. Это Алексей Фадеевич вывел для себя тоже давно. Не без некоторых оснований считая себя человеком достаточно искушенным в сыске, он по опыту знал: такое знакомство может состояться и заочно, без его участия и помимо его желания. Кто гарантирует, что этот сопящий, как закипевший самовар, Пашка не захочет после задержания его облегчить свою участь чистосердечным признанием товарищам из ЧК? На первом же допросе и "отдаст человечка", как любили говорить в жандармском корпусе. Кто ему ближе – Антоний или он, Невроцкий? Из-за Антония Пашку блатные дружки потом и прирезать где-нибудь под забором могут, а из-за него? Нет, все надо проверять и беречься самому, только самому. И смотреть за всеми в оба, ничего не пропуская…

– Положим, есть на примете кое-что стоящее, – наконец нарушил затянувшееся молчание Антоний, – но сначала обговориться надо, как делиться будем.

– По-христиански… – с ехидной усмешкой ответил Базырев. – Волнуешься, боишься остаться внакладе? Не бойся – всем хватит.

– Придется платить за переработку. Церковный металл в изделиях никто не возьмет: не пойдешь с кадильницей или с ризой. Камни и жемчуг с окладов, конечно, сбыть проще. Если там деньги будут, тоже, а вот переработку учти, Юрий Сергеич. Может, на себя расход возьмешь?