Волошинские чтения

Из человечьих чувств ему доступны три:
Страх, жадность, ненависть.

Он воплощался на бегу

Меж Киевом, Одессой и Ростовом.
Сюда бежал он под защиту добровольцев,
Чья армия возникла лишь затем,
Чтоб защищать его.

Он ускользнул от всех ее набегов —

Зато сам стал героем как они.
Из всех военных качеств он усвоил
Себе одно: спасаться от врагов.
И сделался жесток и беспощаден.

.  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .

А те из них, что любят русское искусство,

Прибавляют, что, взяв Москву, они повесят сами
Максима Горького
И расстреляют Блока.

Для творчества Волошина характерно тяготение к «планетарности», стремление отрешиться от частностей, развернуть эпическую панораму веков, взятых в узловых моментах, остаться наедине с мирозданием, с землей, овеянной огнем, вихрем, ветром мятежей. Цепь времен для него неразрывна — прошлое связывается с настоящим, события и люди древней истории, «смутного времени», эпохи Петра входят в его поэзию, становятся необходимыми для осмысления настоящего.

При всем своеобразии позиции «коктебельского затворника», в творчестве Волошина советского периода ощутима связь с другими поэтами — его современниками. Рассудочность поэзии Волошина, ее торжественно-величавый, ораторский пафос, отрешенность от всего личного, частного, бытового ради общечеловеческого, всемирно-исторического рождают аналогию с послеоктябрьским творчеством В. Брюсова. Чрезвычайно близки Волошину и поиски Брюсовым путей и форм развития научной поэзии, и убежденность Брюсова в том, что именно глубокое знание законов науки откроет в поэзии новые горизонты, даст основание говорить не о личном, а о всеобщем, предоставит возможность искусству проникнуть в самую суть вещей. В цикле «Путями Каина» поэт размышляет о прошлом, настоящем и будущем человечества в связи с историей науки; данные философии, астрономии, физики находят поэтическое выражение, проходят через призму мировоззрения поэта. Волошин близок Брюсову и в понимании роли поэта — избранника, пророка, провидца.

Апокалипсический, космический облик эпохи, данный в отблеске разбушевавшихся стихий, ветра, вихря истории, грандиозность, размах происходящего, — эти особенности восприятия революции, присущие творчеству Волошина, характерны и для поэзии А. Блока, С. Есенина, А. Ахматовой. В поисках языковых средств эти поэты обращались к апокрифической литературе.

Само внимание «европейца» Волошина к русской старине и русскому фольклору, к памятникам древней литературы, в частности к образам Неопалимой купины и невидимого града Китежа, свидетельствовало и о пробуждении в нем глубокого и постоянного интереса к прошлому России, и о том, что русскую революцию воспринимал поэт как органическое развитие страны. Замедленный ритм его поэмы «Россия» (1924) хорошо передает самый процесс мысли поэта, связывающего звенья этой цепи, стремящегося постигнуть Россию «во всем ее историческом единстве», целокупности и целесообразности.

С Руси тянуло выстуженным ветром,
Над Карадагом сбились груды туч,
На берег опрокидывались волны
Нечастые и тяжкие. Во сне,
Как тяжело больной, вздыхало море,
Ворочаясь со стоном. Этой ночью
Со дна души вздувалось, нагрубало
Мучительно-бесформенное чувство —
Безмерное и смутное:
                   Россия…

И далее поэта как бы обступают бесконечные пространства России — и мерцающие солью топи Сиваша, и шуршащая камышами Кубань, и стынущий Кронштадт, а за ними — Украина и Дон, Урал и Сибирь… Поэт видит их через призму истории, свободно связывая образы далекого прошлого и современности.

Есть дух Истории — безликий и глухой,
Что действует помимо нашей воли,
Что направлял топор и мысль Петра,
Что вынудил мужицкую Россию
За три столетья сделать перегон
От берегов Ливонских до Аляски.
И тот же дух ведет большевиков
Исконными российскими путями.