— Да. Я не боюсь тигров,— сказал охотник,— но я боюсь Равнодушного. Он так накажет, что сам не рад будешь.— И, опустив голову, охотник прошел дальше.
«Никто не поможет мне,— схватился за голову Пальмовая Кора.— Останутся мои дети голодными».
Крестьянин пошел дальше по поселку, но не решился постучать ни в одну хижину. Он знал, что его там ждет такой же ответ. А тем временем разрушается плотина... И в этот момент он увидел рыбака, который, неся на плечах сети, шел к морю.
— Постой, приятель, постой. Будь другом, помоги!
У меня плотину размывает вода. Одному мне не починить, не справиться.
— Я бы помог,— печально сказал рыбак,— да боюсь.
—Ты храбрый рыбак. Ты не боишься ни морской бури, ни ветра, ни грома. Ты моя последняя надежда,— уговаривал его, хватаясь, как утопающий за соломинку, крестьянин,— неужели ты побоишься устроить плотину?
— Да,— опять так же печально сказал рыбак, опустив голову.— Я не боюсь ни морской бури, ни ветра, но боюсь тигра. Бросят меня к тигру. Уж меня-то тигр не помилует.
«Петрушка! Вот кто может помочь мне,— мелькнула мысль у Пальмовой Коры.— Он ничего не боится. Только где искать Петрушку?»
А Петрушку и искать не надо было. Он насвистывая шел по поселку. Колокольчик на его колпаке нежно позвякивал.
— Петрушка,— остановил его Пальмовая Кора.— Спаси мою семью от голода. Помоги мне починить плотину.
— Какой голод? Какая плотина?—сначала не понял его Петрушка.
А Пальмовая Кора, привыкший к отказам, подумал, что и он не хочет ему помочь.
— Ты не отказывайся. Ты моя единственная, последняя надежда. У меня плотину размывает вода. Смоет весь рис. Пропадет урожай.
— Так что же мы стоим! — воскликнул Петрушка.— Бежим быстрее.
Он взял лопату и побежал к реке. Пока Пальмовая Кора просил о помощи, отверстие стало больше, поток бурлил сильнее, и Пальмовая Кора подумал, что теперь-то уж, наверное, и действительно трудно остановить поток воды. Но Петрушка быстро сообразил. Он втянул голову в плечи и всем телом втиснулся в отверстие в плотине. Не успел Пальмовая Кора и глазом моргнуть, как Петрушка почти весь исчез в плотине. Из отверстия торчали только
его ноги.
— Петрушка, Петрушка погиб! — ахнул Пальмовая Кора и попытался выручить его, но поскользнулся и упал.— Петрушка...— Почти ползком по скользкой глине он добрался до ног мальчика и схватил их.— Вылезай сейчас же!
— Носи скорее землю, пока я тут щель закрываю,— глухо донесся голос мальчика, и, чтобы было убедительно, Петрушка взбрыкнул ногами. Удар пришелся как раз по
подбородку Пальмовой Коры. Удар как будто отрезвил Пальмовую Кору. Он понял, что Петрушка решил остановить воду, и стал орудовать лопатой. А силой его природа
не обидела. Тяжелые комья мокрой земли летели на плотину, и вскоре рядом с трещиной выросла уже гора земли.
Все! Теперь осталось только завалить отверстие. Петрушка выбрался из него, и они вместе с крестьянином залепили промоину прочным слоем земли.
— Спасибо тебе, Петрушка! Ты спас мой урожай.
— Ничего,— говорил Петрушка.— Мы все должны помогать друг другу. Только тогда и можно будет жить хорошо.— И он стал сушить на солнце свою вымокшую одежду.
ЧИТАЙ-ЛИСТАЙ
Беззаботно жилось на свете Читай-Листаю. Обедал он во дворце Равнодушного, одежду ему давал Равнодушный, и вечером, когда он приходил домой, ему было просто нечего делать. Он скучал, а ночью вдруг начал сочинять стихи. Сочинит какое-нибудь стихотворение и повторяет его про себя: хорошо ли звучит? Но Читай-Листай никогда не говорил об этом. Он боялся, что люди будут смеяться над его увлечением.
Однажды он написал стихотворение, в котором рассказывалось о том, как теплое, ласковое солнышко всюду светит на острове, как приветливо шумит безбрежное синее
море и как растет на берегу стройная кокосовая пальма.
Ему очень нравилось это стихотворение, и он пробовал читать его дома, у себя в хижине, но тростниковые стены и крыша из банановых листьев как-то глушили его голос, и
стихотворение Читай-Листаю казалось лишенным простора. И тут он придумал: когда все спали, Читай-Листай выходил из хижины, останавливался на верхней ступеньке
крыльца и читал свое стихотворение. Голос его далеко разносился во влажном ночном воздухе, и от этого строки стихотворения казались еще глубже, еще значительнее.