Волшебная мясорубка

– Так а вчера-то что было! – припомнил змей. – Самозванцы какие-то шесть дивизий к повстанцам сдаваться отправили. Так те их без разбору в котлован согнали, окружили и перебили до единого. – Мимненос закусил губы. – Вот тебе и люди – цветы Юдолии, – продолжал Дэв. – И город теперь весь к этим бандитам перешел. Революцию теперь делают. Оранжевый террор учиняют. Хсема своего в озеро бросили, а заодно и всех начальников к стенке поставили. А чего от них еще ждать? Того и гляди на Каджети набросятся.

– Да-а, – вновь согласился Мимненос, – тяжко вам тут приходится.

– Ой, и не говорите, – продолжал Дэв. – Одно в жизни утешение – лирика, поэзия, так сказать.

– Сами, небось, сочиняете? – вежливо поинтересовался Мимненос.

– Так а кто ж из древних змеев стихов не сочиняет? – весело удивился Дэв. – Но, по правде сказать, сам я уже миллион лет ничего не сочинял, последнее время все больше послушать люблю.

– Может, все-таки чего припомните? – нерешительно предложил Мимненос.

– А, – махнул лапой змей, – и вспоминать-то нечего. Теперь в старости все, что по молодости было написано, кажется таким наивным, аж стыдно становиться. Ну, что-нибудь вроде:

Долго ль томиться еще мне в чужой стороне,
Свой век коротая в этой пещере сырой?
Сумрачно в сердце – боль и досада во мне,
К дальним просторам дух устремляется мой.

– Думаю, теперь вы понимаете, о чем я, – стыдливо усмехнулся хозяин замка.

– Мне даже очень понравилось, – похвалил Мимненос, а Дэв смущенно отвернулся и махнул в его сторону лапой:

– Да что вы! Сплошной юношеский максимализм. Но теперь вы будете просто негодяем, если не прочтете что-нибудь в ответ.

– Ну-у, – расплылся в улыбке Мимненос, – мои стихи не так печальны и глубоки, как ваши. Для меня лирика – это, скорее, естественный придаток драконьего быта, а вовсе не философия и змеиные грезы.

– Ну, давайте уже, давайте! – в нетерпении потирал лапы Дэв. – Только предупреждаю: я чересчур впечатлительный и всякой там крови, жестокости в лирике не переношу…

– Да, что вы! – смеясь, перебил его Мимненос. – Какая в моих стихах жестокость?! Я отродясь таких стихов не писал…

– Прошу-прошу! – захлопал в ладоши Дэв.

Мимненос задумчиво откинулся на громадном стуле, вытянул одну растопыренную лапу на обеденный стол, а другой почесал подбородок.

– Ну вот, к примеру, стихотворение, которое я написал уже в Хэтао, среди моих дорогих собратьев, – сказал Мимненос, и на какое-то время воцарилось молчание.

Как в былые лета древним мудрецам,
Погулять весною захотелось нам.
Крылья поразмяли, в воздух поднялись
И в полете быстром за руки взялись.
Устремились сердцем к рощам и холмам,
К тем на горизонте голубым горам.
Все кругом накрыли сетью облака,
Подхватили змеев крылья ветерка.
Вот и прилетели мы на пикничок,
Разожгли веселый дымный костерок.
Высятся деревья в сумраке лесном,
Ручеек весенний ожил подо льдом.
Радуясь приходу благодатных дней,
Мы бок о бок сели, сдвинулись тесней.
Песенку о древних и святых делах,
Все друзья пропели и сказали: ах!

Пока драконы мирно беседовали и делились музами, Тариэл не находил себе места и пытался разузнать, где томится Нестан. Он тыкал Мимненоса в бок, чтобы заставить его говорить о деле. Наконец, он не выдержал и сам вклинился в драконий разговор:

– Ваше мудрейшество, мы ведь вот по какому делу…

– Да погоди, погоди ты о делах! – морщась, перебил его змей. – Войди в мое положение, дорогой, я же с драконами с мезозойской поры не общался.

Но Тариэл, припомнив свой прошлый визит, настоял на своем:

– Ваше мудрейшество! Я прибыл, чтобы забрать Нестан!

Воцарилось молчание.

– Погоди-погоди, – как бы припоминая, сказал Дэв. – Маленькая такая, светленькая, голубоглазая?

– Да! Да! – теряя самообладание, выпалил Тариэл.

Дракон покивал и негромко с сочувствием сообщил:

– Так ведь это… Она ж теперь с Амирбаром живет, – дракон осекся, разыгрывая неловкость.

– Как? – обессилено вырвалось у Тариэла, он весь потемнел и опустил опечаленный взор.

– Дружище, дорогой, так ведь поздно ты спохватился, – принялся «утешать» дракон. – Я ж тебе когда еще говорил: женись, коль так, женись! А ты все: да ну, какие наши годы, успеется…

Но юноша не слушал его болтовни. Не будь Тариэл влюблен, он бы не поверил ни единому слову этого лукавого змея, но сейчас его сердце обрушилось в томительную печаль и тоску.