Волшебная сказка Томми

Опять наступила неловкая пауза. Финн покраснел, и хотя он сидел, склонив голову и пряча глаза, я ни капельки не сомневался, что он сейчас разревется. Он уже закончил вырезать немецкого политика и теперь листал «Boyz», гейский журнал. В общем, вполне безобидное издание, нотам на последних страницах, где объявления из категории «Досуг», много фоток с голыми дяденьками, и конкретно сейчас мне не очень хотелось объясняться по этому поводу с Финном, так что я решительно подошел, отобрал у Финна журнал и подхватил мальчика на руки.

— Все нормально, — сказал я ему, когда он уткнулся лицом мне в плечо. — Давай заканчивай свой коллаж, и мы все вместе во что-нибудь поиграем.

Я взглянул на Чарли в надежде, что он что-нибудь скажет, но Чарли лишь выдавил слабую улыбку — нечто среднее между «прошу прощения» и «мальчик, в сущности, прав».

— Если закончишь сегодня, то я возьму твой коллаж в Америку, — сказал я.

— Ты едешь в Америку?! — отозвались в один голос Чарли и Финн. Финн оторвал голову от моего плеча и презрительно сморщил нос. Чарли тоже был явно не рад.

— Всего-то на пару недель. — Ненавижу, когда приходится делать вид, будто тебя не особенно что-то радует, хотя на самом деле хочется прыгать от счастья и рассказывать всем и каждому, как все классно и здорово. Я давно замечаю, что люди утратили способность разделить с кем-то радость. Люди, которые нас окружают, — они в принципе нормальные. Но при этом они почему-то не могут просто порадоваться за тебя, независимо оттого, что они сами чувствуют в этой связи. Если с тобой приключится что-нибудь плохое, они тебе искренне посочувствуют. А вот если хорошее... Они лишь натянуто улыбнутся и в лучшем случае процедят сквозь сжатые зубы что-то вроде: «Да, классно», — что означает на самом деле: «Всегда ему достается все самое лучшее, а мне — хрен на блюде» или «И он еще дразнится». Почему так происходит? Может быть, это издержки поголовного увлечения самоанализом в рамках мировоззрения «Лучший друг человека — он сам», и каждый думает в первую очередь о себе и любое событие, даже происходящее с кем-то другим, воспринимает с позиции: «А как оно отразится на мне, любимом?»

Как бы там ни было, я давно сделал выводы для себя и знаю, когда можно что-то сказать, а когда следует промолчать. Вопреки тому мнению, которое могло бы сложиться у вас обо мне, уважаемые читатели, я все-таки соблюдаю приличия. Как, например, когда кто-то знакомит тебя со своей новой девушкой или новым бойфрендом, и вы пожимаете друг другу руки, и ты вдруг узнаешь эту руку — когда-то она очень даже игриво ласкала твой член. Обожаю такие моменты. Но я же при этом молчу.

И я действительно горжусь своим умением забыть о себе и искренне порадоваться за другого. Для меня это вроде как хобби. Меня заражает чужая радость: увлекает, захватывает и заводит. Сколько раз было, что я приходил в клуб и целый вечер общался с кем-то, кого видел впервые в жизни, потому что случайно заметил, как этот человек искренне радуется чему-то, и мне тоже хотелось почувствовать эту радость. Да, я понимаю, что день рождения, или предстоящая свадьба, или когда человек получает повышение по службе — это немного не то, что рабочая командировка в Нью-Йорк, но в принципе это одно и то же. Чарли с Финном (да, я понимаю, что он еще маленький и что восьмилетнего ребенка нельзя судить по стандартам взрослых, но с другой стороны — этот маленький мальчик давит на чувства и манипулирует людьми так, как это умеет не всякий взрослый, поэтому в данном конкретном случае скидку на возраст мы делать не будем), когда узнали, что я уезжаю, не подумали обо мне. Они подумали лишь о себе. Даже если их огорчило, что мы расстаемся на пару недель, ведь можно хотя бы из вежливости сделать вид, что они хоть немножечко за меня рады. Неужели это так трудно?! Почему нельзя просто порадоваться за человека?!

Я имею в виду, что, если бы не насущная необходимость развеяться, переменить обстановку и отвлечься от тяжких раздумий, которые довели меня до депрессии, я бы тоже ужасно расстроился, что мне придется уехать и не видеться с Чарли и Финном целых две недели.

Один актер из «Алмейды» как-то раз очень доходчиво мне объяснил, почему он больше никогда не будет встречаться с актрисами. Никогда в жизни. Я запомнил его слова, потому что мне стало так грустно и горько за всех актеров. Он сказал: «Я не знаю, что может быть хуже, чем когда тебе звонит агент и предлагает работу, о которой ты даже не смел мечтать, и ты на седьмом небе от счастья, но когда эйфория проходит, первое, что тебя прошибает, это мысль о подруге. «Блин, и как я ей это скажу?! Как она это воспримет?»