Волшебная сказка Томми

— Ага, — рассмеялась Сейди. — И поделки, и гениталии некоторых товарищей. Самоклеящаяся пленка — штука полезная. На все случаи жизни.

(Кстати, Сейди нисколько не преувеличивала. Бобби частенько брал работу на дом, если вы понимаете, что я хочу сказать.)

Но Бобби невозмутимо продолжил:

— Благодаря «Синему Питеру» я нашел, чем добывать себе средства к существованию. Валери Синглтон — мой кумир и богиня.

— Кто такая Валери Синглтон? — спросил Финн. Ему явно нравилось, что происходит. Мне, кстати, тоже. Обожаю подобные глупые бессодержательные разговоры, в сущности, ни о чем — непринужденную болтовню с легкими дружескими подколами. Мы всегда так общаемся. Как в нормальной, хорошей семье, где все любят друг друга и хотят, чтобы всем было весело. Собственно, мы такая семья и есть.

Я сделал глубокий вдох и медленно выдохнул. В последнее время я часто такое проделываю, я заметил: вдруг (ни с того ни с сего) вздыхаю и этим вздохом как будто снимаю скопившееся напряжение. Так продолжается всю неделю. А сегодня, похоже, случился кризис. Мне вспомнилось, как я дрочил в автобусе. Это, наверное, уже клиника. Кстати, будет что рассказать Джулиану. Ему понравится. Мне уже даже не верилось, что это было сегодня утром. По всем ощущениям, прошла целая вечность. Когда мы с Финном сидели на кухне и просто молчали... сколько мы так просидели? Полчаса? Сорок минут? И, как ни странно, мне действительно полегчало. Забавно иной раз выходит: ты изо всех сил стараешься не думать вообще ни о чем, а потом что-то случается, и ты неожиданно оказываешься в ситуации, когда думать приходится. Хочешь — не хочешь, а надо. То есть не то чтобы я разобрался во всем и понял, что делать дальше. Скорее это было бездействие мысли, когда ты вроде бы постоянно о чем-то думаешь, а о чем — непонятно и, по сути, не важно. Мне понравилось, на самом деле. Обычно такое бездействие мысли случается у меня под воздействием химии, так что это был новый опыт.

— Кто такая Валери Синглтон?! — переспросил Бобби, делая страшные глаза. — М-да, молодой человек, с вами придется еще поработать. — Бобби схватился за сердце, изобразив приступ праведного негодования, а Финн буквально рыдал от смеха. — Чарли! И ты называешь себя гомосексуалистом?! — продолжал Бобби. — Твой сын не знаком даже с элементарными основами современной гейской культуры!

Чарли рассмеялся и обнял Сейди и Бобби.

— Ребята, какие вы классные! — Он обернулся ко мне. Я сидел за столом в полном оцепенении и активно тупил. Это и вправду была непростая неделя. — Том, поднимемся на минутку к тебе?

— Ага, — сказал я.

Мы поднялись вверх по лестнице. Бобби тем временем приобщал Финна к «основам современной гейской культуры», перечисляя имена и фамилии бывших ведущих «Синего Питера»:

— Валери Синглтон, Джон Ноукс, Питер Первес. Повторяйте за мной!

— Валери Синглтон, Джон Ноукс, Питер Первес! — произнесли нараспев Финн и Сейди.

— Еще раз!

— Валери Синглтон, Джон Ноукс, Питер Первес! Мы с Чарли уже подходили к двери моей спальни.

— А потом Валери перешла на «Радио-4», на какую-то там передачу для взрослых, типа продвинулась дальше, а вместо нее взяли Лесли Джадда. Итак, измененный состав: Лесли Джадд, Джон Ноукс, Питер Первес! Давайте все вместе!

Мы вошли ко мне в комнату и закрыли дверь.

— Что происходит? — спросил я у Чарли.

Чарли встал у окна. Он смотрел на железную дорогу. Вообще-то дорога проходит не прямо под нашими окнами, а за домами на той стороне улицы, так что из наших окон поездов не видно, но иногда их бывает слышно. И особенно — один исключительно громкий поезд, который проходит мимо примерно в четыре утра, и когда он проходит, весь дом трясется. Кто-то мне говорил, что на этом поезде из Лондона вывозят радиоактивные отходы. По ночам риск аварии меньше, а значит, и меньше шансов, что случится утечка с последующим массовым заражением. Я так думаю, если на этом поезде и вправду вывозят ядерные отходы, то четыре утра — это действительно самое что ни на есть подходящее время, поскольку все активисты различных движений и ярые защитники всяческих прав спят, видят сладкие сны о штурме полицейских заслонов и пребывают в блаженном неведении, что потенциальный источник всеобщей погибели — равно как и повод для многочисленных демонстраций и маршей протеста — каждую ночь проезжает буквально у них под окнами. Хотя, по-моему, все это выдумки. Во-первых, ядерные отходы не вывозят из города каждый день, правильно? Да и откуда бы им взяться у нас в Ислингтоне? У нас тут приличный район, безъядерная зона. Если бы что-то такое было, об этом давно бы узнали и подняли бы на уши всю общественность.

Чарли молчал. Просто стоял и смотрел в окно. Я тоже молчал. Это была не моя идея. Это Чарли хотел со мной поговорить и предложил подняться ко мне. Вот мы поднялись, и что теперь? Ему надо — пусть он и начинает.

Но нет. Он упорно молчал. Видимо, предполагалось, что я пойму все без слов. Но, наверное, я непонятливый.

— И чего? — спросил я, уже начав волноваться.

Не оборачиваясь ко мне, по-прежнему глядя в окно, Чарли сказал: