Но в те самые мгновения, когда она произносила эти слова молитвы, перед глазами ее колыхалось сияние освещенной пещеры — жизнь в самом средоточии смерти; и вместо того, чтобы испытывать ужас перед невольно свершенным ею святотатством и гнев против вора, она чувствовала в себе радостное изумление, что на конец-то что-то случилось. И это случившееся было так странно, так странно...
«Что я должна рассказать Коссиль? — спросила она себя, когда вышла наружу на ледяной зимний ветер и, сама того не замечая, поплотнее закуталась в плащ. — А ничего и не надо рассказывать. Пока. Хозяйка Лабиринта — я. К Божественному Королю все это не имеет никакого отношения. Я расскажу ей, когда вор умрет. Может быть, расскажу. Как мне лучше всего убить его? Возможно, стоит заставить Коссиль пойти посмотреть, когда он будет умирать. Она обожает смерть. Что он там ищет? Это, наверное, какой-то сумасшедший. Как он вообще сумел попасть внутрь? Ключи от красной двери и от люка есть только у меня и Коссиль. Скорее всего, он прошел через красную дверь. А открыть ее без ключа может только колдун. Колдун...»
Тут она остановилась, хотя ветер едва не валил ее с ног.
— Да, он колдун, волшебник из Внутренних Земель, и он разыскивает амулет Эррет-Акбе, — сказала Арха.
В этой мысли было столько жуткого, колдовского соблазна, что даже на ледяном ветру ее бросило в жар. Она громко рассмеялась. Все вокруг нее было черно и безмолвно — и Священное Селение, и окрестная пустыня. Только слышался свист пронизывающего ветра. Внизу, в Большом Доме, не светился ни один огонек. Ветер бросал ей в лицо из темноты острые и колючие снежинки.
— Если он смог колдовством открыть красную дверь, то откроет и любую другую. И убежит.
От этой мысли Арху на мгновение бросило в холод, но она не была уверена в этом. Безымянные позволили ему войти. Почему бы и нет? Ведь никакого вреда причинить он не может. Какой вред от вора, который не может покинуть обворованное место? Конечно, он умеет творить заклинания и наделен какой-то темной силой, наверняка, очень большой, иначе просто не смог бы зайти далеко. Но дальше ему уже не пройти. Никакие чары, подвластные смертным, не смогут пересилить волю Безымянных — пребывающих в Могилах властителей Опустелого Престола.
Чтобы поскорее убедиться в этом, Арха заспешила к себе, в Малый Дом. На крыльце спал Манан, завернувшись в плащ и одеяло на крысином меху, которые и составляли всю его зимнюю постель. Она тихонько прошла в Дом, не разбудив его, и не стала зажигать лампу. Пройдя в дальний конец коридора, девушка открыла дверь в маленький, постоянно запертый чуланчик. Она высекла искру из кресала и отыскала на полу нужное место. Опустившись возле него на колени, Жрица поддела одну из каменных плиток и под ней нащупала кусок толстой грязной ткани, величиной в несколько пядей. Совершенно бесшумно сдвинув в сторону ткань, она отпрянула назад, потому что из отверстия прямо ей в лицо ударил луч света.
Спустя минуту Арха очень осторожно заглянула в отверстие. Она уже успела забыть про этот странный свет, который он нес на своем жезле. Она хотела только услышать его внизу, в темноте. Арха забыла про свет, но человек находился там, где она и думала его обнаружить: прямо под смотровым отверстием у железной двери, которая перекрывала ему выход из Лабиринта.
Он стоял, опершись одной рукой о бедро, а другую положил на свой жезл, высотой с него. На конце жезла светился мерцающий огонек. С высоты шести футов Арха видела, что мужчина наклонил голову набок; одет он был, как одевались зимой все путешественники и пилигримы: короткий теплый плащ, кожаная туника, шерстяные гетры и шнурованные сапоги. За спиной у него висел небольшой и, по-видимому, легкий дорожный мешок, откуда выглядывала фляга для воды, у бедра находился нож в ножнах. Он стоял спокойный, задумчивый и неподвижный, как изваяние.
Потом он медленно поднял от земли жезл и взял его в руку так, что светящийся конец оказался обращенным в сторону железной двери, которую Арха не видела в смотровое отверстие. Огонек начал меняться — стал меньше, зато ярче, превратившись в подобие интенсивно сверкающего бриллианта. Мужчина что-то громко произнес. Его язык был Архе незнаком, но голос удивил ее еще больше, чем слова — низкий, глубокий и звучный.
Огонек на конце жезла разгорелся еще ярче, потом стал разбрасывать искры, потом снова потускнел. На минуту он совсем погас, так что она ничего не видела.
Затем бледно-фиолетовый болотный огонек засветился снова, излучая прежнее ровное сияние, и она снова увидела этого человека; теперь он стоял лицом к двери. Его открывающий наговор не подействовал. Сила, крепко державшая запоры железной двери, оказалась сильнее его магии.
Он огляделся вокруг, как бы раздумывая — что дальше?