Волшебник Земноморья. Могилы Атуана. Том 1

Когда он вернулся, весь запорошенный снегом, и отряхнул свои сапоги из козьей кожи, Гед увидел, что маг принес длинный тяжелый сук, отломанный от тиса. Весь короткий остаток зимнего дня и весь вечер после ужина при свете лампы Огион просидел над этим суком, обрабатывая его ножом и шлифовальным камнем, наговаривая при этом заклинания и вплетая в должных местах чары. Много раз водил он ладонями вдоль всего жезла, как бы выискивая в нем какой-нибудь изъян. Работая, он время от времени принимался тихонько напевать. Гед, все еще не отдохнувший как следует после перелета, под это пение задремал и во сне увидел себя ребенком в хижине колдуньи из деревни Ольховки, в такую же снежную ночь, во тьме, освещенной красным огнем очага; он вдохнул воздух, настоянный на аромате целебных трав и смешанный с пахучим дымом, а потом поплыл по волнам сна под нескончаемый протяжный напев заклинаний и сказаний о героях, которые сражались в незапамятные времена на далеких островах против сил зла, побеждая их или терпя поражение.

— Ну вот, — сказал Огион, вручая ему законченный жезл. — Верховный Маг удостоил тебя тисового жезла. То был хороший выбор, и я сделал тебе такой же. В свое время я приглядел этот сук себе для арбалета, но в таком виде он послужит лучше. Доброй ночи, сын мой.

И Гед, не найдя слов, чтобы выразить свою благодарность, молча направился в нишу. И тогда Огион добавил — так тихо, чтобы Гед не услышал:

— О мой юный Ястреб, счастливого тебе полета!

Наутро, когда забрезжил холодный рассвет, Огион проснулся и увидел, что Гед уже ушел. Осталась лишь надпись серебряными рунами на стенке камина, которая, как и полагается записке волшебника, исчезла, как только Огион прочел ее:

— Учитель, я пошел на охоту.

8. ОХОТА

Еще до рассвета, в зимней мгле, Гед вышел на дорогу, ведущую вниз от Ре Альби, и еще до полудня пришел в Главный Порт Гонта. Огион подыскал ему вместо осскильских нарядов вполне приличную одежду — длинные брюки, рубашку, кожаный жилет и немного белья, но в зимнюю дорогу Гед взял княжеский плащ, подбитый драгоценным мехом. Без всякой поклажи, если не считать тяжелый жезл высотой в его рост, подошел он к Сухопутным воротам, и солдаты, которые несли караул, небрежно прислонившись к каменным драконам, с первого взгляда узнали в нем волшебника. Не задавая лишних вопросов, они отвели в стороны пики, отсалютовав, пропустили в город, а потом долго смотрели, как он шагает вниз по улицам к порту.

И на пристани, и в Доме Морской Гильдии он расспрашивал, нет ли корабля, отправляющегося в ближайшие дни на северо-запад — к Энладу, Андрадам или Оранеям. И везде ему говорили, что нет такого корабля, который вышел бы в море сейчас, чуть ли не в самый канун Солнцеворота; в Доме же объяснили, что в такую ненадежную погоду даже рыбаки не рискуют заплывать дальше Броневых Скал.

В столовой Морской Гильдии ему предложили обед — волшебникам в этих краях редко приходилось самим просить себе хлеба. Он посидел там какое-то время со своими сотрапезниками — портовыми грузчиками, корабелами, заклинателями погоды; их неспешная и, на первый взгляд, беспорядочная беседа доставляла ему наслаждение, и он испытывал счастье просто от того, что мог ' слышать звуки родной гонтской речи. Ему страстно захотелось остаться навсегда здесь, на Гонте, отказаться от волшебства и приключений, забыть про свою силу и про весь связанный с нею ужас и жить, как эти люди, простой мирной жизнью на милой родной земле. Таковы были теперь его желания, но разум повелевал иначе. Он знал, что ему нельзя долго оставаться и в этом гостеприимном Доме, и в самом городе, что он должен поскорее уйти отсюда, хотя, как он выяснил, в порту нет ни одного корабля, способного выйти в море. Поэтому, покинув Дом, он пошел вдоль берега бухты, пока не набрел на деревушку, лежащую к северу от столицы Гонта. Там он принялся расспрашивать рыбаков и фермеров и в конце концов нашел человека, согласившегося продать лодку.

Тот рыбак оказался крепким и прижимистым стариком. Лодка, о которой шла речь, когда-то, возможно, была хорошей, но теперь так рассохлась, что едва ли вообще могла держаться на воде. Тем не менее старик заломил за нее неслыханно высокую цену: потребовал, дабы волшебник наложил чары на его лодку и лодку его сына, чтобы они могли проплавать целыми и невредимыми весь год. Ибо, кроме своего моря, рыбаки с Гонта не боялись ничего на свете, даже волшебников.