— Веришь, нет? У них тут полное собрание в ванной. — Элис повернула книгу обложкой к Квентину — это, как ни поразительно, был «Мир в футляре часов».
— У меня такое же издание дома. — Мартин Четуин на обложке проходил сквозь часы — ноги еще в этом мире, голова в Филлори, нарисованном как зимняя страна чудес в стиле диско 70-х.
— Я их много лет в руках не держала. Помнишь Лошадку? Большую, бархатную, которая катает тебя по кругу? Как я хотела такую, когда была маленькая. Ты все пять прочел?
Квентин не знал, стоит ли сознаваться в своем фанатизме.
— Ну, пролистал точно.
Элис, хмыкнув, снова взялась за книгу.
— Ты еще не понял, что ничего не можешь от меня утаить?
Квентин, заложив руки за голову, смотрел в низкий скошенный потолок. Это как-то неправильно — они, в конце концов, не брат и сестра.
— Ну-ка подвинься. — Он лег рядом с Элис бедро к бедру, чтобы уместиться на узкой кровати. Она подняла книгу, и они стали читать вместе, соприкасаясь плечами. Квентину казалось, что они лежат на полке в купе очень быстро идущего поезда — если посмотреть в окно, увидишь пролетающий мимо пейзаж. Оба старались дышать очень тихо. — Насчет Лошадки я так и не понял. Одна она там или где-то бродит целый табун? И потом ее уже полагалось бы одомашнить.
Элис довольно чувствительно хлопнула его книгой по голове.
— Еще чего. Лошадка — вольный дух и при этом слишком большая. Я всегда думала, что она механическая, что ее кто-то сделал.
— Кто, например?
— Ну, не знаю. Волшебник, когда-то давно. И она, конечно же, девочка.
Дженет сунула голову в дверь — эвакуация, похоже, приняла массовый характер.
— Ха! Как вы можете это читать?
Элис инстинктивно подвинулась, но Квентин остался на месте.
— Как будто ты сама не читала.
— Конечно, читала — в девять лет. И требовала, чтобы дома меня звали Фионой.
Дженет ушла, оставив за собой уютное, лишенное эха молчание. Комната постепенно проветривалась. Квентин воображал, как нагретый воздух невидимым пером уходит из нее в летнее небо.
— Ты знаешь, что семья Четуин существовала на самом деле? — спросил он. — Они жили с Пловером по соседству.
Элис, после ухода Дженет придвинувшаяся обратно к нему, кивнула.
— Грустная история.
— Почему грустная?
— Ты не знаешь, что с ними случилось?
Квентин помотал головой.
— Про них тоже есть книжка. Ничего интересного в основном: почти все стали домохозяйками, владельцами страховых компаний и прочее. Один, кажется, женился на богатой наследнице, другой погиб на Второй мировой. Но знаешь, что стало с Мартином?
Квентин снова мотнул головой.
— Ну, ты же помнишь, как он исчез в книге? Так он и в реальности тоже исчез. Может, сбежал, а может, все было намного хуже. Пропал как-то после завтрака, только его и видели.
— Реальный Мартин?
— Реальный Мартин.
— Бог мой, вот ужас-то.
Он попытался представить себе это английское семейство, румяное и растрепанное. Стоят себе, как на старой коричневой фотографии, все в белых костюмах для тенниса, и вдруг раз — дыра в середине. Страшное известие, медленное осознание, непреходящий ущерб.
— Мне это напоминает о брате, — сказала Элис.
— Я знаю. — Квентин не опустил глаза под ее острым взглядом: он действительно знал.
Он приподнялся на локте, чтобы видеть ее. Вокруг них закружились потревоженные пылинки.
— В детстве… даже не в таком уж и детстве… я завидовал Мартину.
— Я знаю, — улыбнулась она.
— Потому что думал, что он все-таки это сделал. Знаю, это было задумано как трагедия, но в моем понимании он сорвал банк, сломал систему. Остался в Филлори навсегда.
— Да, понятно. — Элис нерешительно положила руку ему на грудь. — Этим ты и отличаешься от нас всех, Квентин, — что до сих пор по-настоящему веришь в магию. Ты ведь знаешь, что больше никто не верит? Мы просто знаем, что магия реальна, и все. Верно я говорю?
— Это плохо? — сконфузился Квентин.
Она кивнула, и ее улыбка сделалась еще шире.
— Плохо, Квентин, плохо.
Он поцеловал ее и пошел запирать дверь.
Так началось то, что начиналось уже давно. Сначала они робели, словно боясь, будто кто-то или что-то их остановит. Когда ничего такого не последовало, они начали срывать друг с друга одежду, гонимые не только желанием, но и стремлением потерять контроль над собой. Так бывает только в фантазиях. Дыхание и шорохи отзывались громом в ничего такого не ведавшей спаленке — один бог знает, что из этого было слышно внизу. Квентин шел прямо к цели, исследуя, как далеко готова зайти Элис и как далеко она позволит зайти ему, а она всячески потворствовала этим его изысканиям. Он это делал не в первый раз — собственно, и с Элис не в первый, — но сейчас все было иначе. Настоящий, человеческий, секс был гораздо круче хотя бы тем, что они, закомплексованные цивилизованные люди, преображались в потных, похотливых, нагих животных не по волшебству, а потому, что на каком-то уровне всегда были ими.