Волшебники

Открытие каникулярных порталов было долгой и утомительной процедурой. Студенты с вещами выстраивались в узком темном коридоре, а профессор Ван дер Веге отправляла кого куда из большой гостиной. Народ, радуясь концу сессии, пихался, визжал и баловался пиротехническими эффектами, но Квентин и Элис молча стояли рядом со своим багажом. Квентин, у которого почти не осталось одежды помимо брекбиллсской формы, постарался придать себе респектабельный вид. Он знал, что Элис живет в Иллинойсе, знал, что это на Среднем Западе, но даже на карте не сразу бы нашел ее родной штат. Он, если не считать школьной поездки в Европу, почти не покидал Восточного побережья, и в Брекбиллсе его познания по части американской географии тоже не сильно расширились. С Иллинойсом, как выяснилось позже, ему тоже не суждено было познакомиться близко.

Профессор Ван дер Веге открыла портал прямо в прихожую дома Элис. Мозаичный пол, по бокам дверные проемы без дверей, эхо как в церкви — точная имитация древнеримского особняка, все равно что войти за красный бархатный шнур в музее. Магические способности передавались, как правило, генетически — Квентин в этом смысле представлял исключение — и у Элис магами были оба родителя. Ей не приходилось надувать их, как он надувал своих.

— Добро пожаловать в дом, о котором время позабыло забыть. — Элис, пинком отправив свои чемоданы в угол, взяла Квентина за руку и привела по необычайно темному и длинному коридору в гостиную, чуть ниже уровнем. Там под разными углами стояли твердые римские кушетки, лежали подушки, а в середине плескался фонтан. — Папа каждые пару лет меняет весь интерьер: архитектурные чары ему удаются лучше всего. В моем детстве здесь было сплошное барокко с круглыми золотыми ручками. Мило, в общем-то, не то что японские бумажные перегородки — через них все, как есть, слышно. Потом настал период водопадов в стиле Фрэнка Ллойда Райта, пока маме не опротивела плесень. Тогда он преобразил это дело в ирокезский длинный дом, без стен и с земляным полом. Мы чуть не на коленях умоляли его сделать ванную. Он-то всерьез вознамерился какать в ямку — даже индейцы вряд ли на такое были способны.

С этими словами она плюхнулась на кожаную кушетку и углубилась в книжку, которую им задали на каникулы.

Квентин уже знал, что проще переждать периоды ее мрачного настроения, чем пытаться его улучшить. У каждого своя идиопатическая реакция на родной дом. Весь следующий час он бродил по дому, очень напоминающему помпейское жилище среднего класса — порнографические фрески тоже присутствовали, и только по части ванных комнат архитектор пошел на уступки. Обед, поданный деревянными куклами-автоматами, тоже был выдержан в историческом духе: телячьи мозги, попугайские языки, жареная мурена — все мало того что несъедобное изначально, но еще и наперченное так, что в рот не возьмешь. К счастью, хоть вина было вдоволь.

Когда они перешли к третьему блюду, фаршированной матке свиньи, на пороге возник низенький, дородный, круглолицый мужчина. Цвет его поношенной тоги напоминал нестираную белую простыню, темная щетина спускалась на шею, а оставшиеся на голове волосы не мешало бы немного подстричь.

— Ave atque vale![26] — провозгласил он и вскинул руку в римском, скопированном нацистами, приветствии. — Добро пожаловать в домус Даниэлуса! — Я не виноват, если кто-то не понимает юмора, говорило его лицо.

— Привет, пап, — отозвалась Элис. — Это Квентин, мой друг.

— Здравствуйте. — Квентин встал. Попытка есть полулежа, на римский манер, наградила его болью в боку. Отец Элис пожал ему руку и тут же явно удивился, что держится за чужую конечность.

— Вы что, правда это едите? Я себе пиццу заказал, «Домино».

— Мы не знали. А мама где?

— Откуда мне знать. — Отец выпучил глаза, как будто это была бог весть какая тайна. — В последний раз я видел ее внизу — она работала над одной из своих композиций.

Он спустился, шлепая сандалиями, по ступенькам и налил себе вина из графина.

— Когда это было, в ноябре?

— Не спрашивай. Я утратил чувство времени в этом треклятом месте.

— Почему ты окна не проделаешь, пап? Очень темно.

— Окна? — Он снова выпучился — это, видимо, было характерно для его мимики. — Мы, благородные римляне, понятия не имеем об этой варварской магии.

— Вы здорово здесь потрудились, — вставил подлиза Квентин. — Все как настоящее.

— Благодарю. — Отец Элис осушил кубок, налил себе снова и тяжело сел, пролив немного вина на тогу. На его голых икрах, пухлых и белых, вертикально торчали черные волоски. Неужели красавица Элис переняла хоть пару генов от этого человека? — Я затратил три года, чтобы это скомпоновать. Целых три. А осточертело мне это через два месяца. Я не могу есть их еду, тога вечно замызганная, от каменных полов у меня шпоры в пятках. Зачем мне такая жизнь? — Он свирепо уставился на Квентина, как будто тот намеренно скрывал от него разгадку. — Скажите кто-нибудь — я не знаю!