Волшебники

Екатерина Годвер Волшебники

Вернувшись домой с заседания ученого совета, профессор Виктор Антуан де Бреноль нашел в почтовом ящике записку.

Будь он одаренным юным сиротой или имей одинокую двоюродную тетушку преклонных лет, ему на руки наверняка выпало бы красивое письмо с гербовой печатью: тогда история продолжилась бы по-другому…

Но минувшей весной де Бренолю стукнуло сорок лет: он уже получил наследство, закончил Дарожский филиал Университета Неведения и стал аттестованным волшебником. Объездил полмира, а, вернувшись в Дарож, поселился в особняке на Верхнепольской улице и стал вести теоретический лекционный курс на кафедре археологии. Так что ему достался обычный, небрежно вырванный из блокнота листок, исписанный по-школярски аккуратным почерком:

«Дорогой Виктор! Я прибыл девятичасовым, но тебя не застал. Остановился у „Гарбета и Ланса“.

С почтением и надеждой на скорую встречу,

всегда твой,

Энсар Кронлин.

P. S. У тебя сохранилась пара экземпляров изунурских кровососов, которых я привозил? Подумываю подсадить их любезному Гарбету, если он еще раз пожалеет бекона в мой омлет…

P. P. S .: Виктор! Ты знаешь, какая у тебя замечательная соседка? Мари сказала, ты по-прежнему обедаешь в забегаловке Гельсона на площади Падших. Собираюсь заглянуть туда к трем».

«Энс!.. Как всегда. Только приехал, а уже „Мари“…», — с неудовольствием подумал де Бреноль. — «Что ты еще успел натворить?»

Он смял записку в кулаке и пошел к соседке извиняться.

Мадам Мария Леблан три года назад, овдовев, переехала в Дарож и сняла флигель в доходном доме по соседству. Невысокая, но статная, она была хороша собой. Растила сына, болезненного вида парнишку лет девяти, гостей принимала редко, поздно тушила свет и прикармливала голубей хлебными крошками: вот и все, что, в сущности, де Бреноль о ней знал.

— Мои глубочайшие извинения, мадам, — выпалил он на ее пороге минутой позже. — Энсар наверняка доставил вам море беспокойства. Энс, он немного… эксцентричен, особенно по утрам, с дороги… Прошу нас извинить.

— Что вы! Мсье Энсар — сама любезность. — Мария Леблан лукаво улыбнулась. Она уже была одета для выхода, но еще не напудрена, и де Бреноль заметил, что ее щеки покрыты множеством светлых веснушек. — Он пригласил меня к вам на чай. К девяти. Вы не возражаете, мсье Виктор?

Де Бреноль растерялся.

— Да, конечно… Разумеется…Приходите, если вам это удобно.

— Вполне удобно. — Она едва сдерживала смех.

— Тогда, до вечера… Буду ждать. — Де Бреноль, раскланявшись, поспешил уйти.

«Вот же ерунда», — бормотал он, шагая к дому и комкая записку. Полуденное солнце припекало затылок. — «Энс, сукин ты сын!»

О своем возможном прибытии Энсар заблаговременно известил его телеграммой, однако намекал, что оно состоится не раньше конца следующей декады. Почерк — единственное, что было аккуратного в докторе Энсаре Кронлине: более безалаберного и взбалмошного человека едва ли удалось бы отыскать на всем белом свете. В университете острый ум и недюжинный талант к волшбе выделяли его среди остальных студентов, и все же он сумел получить магистерскую степень лишь благодаря заступничеству старого профессора Ле Перрета, прощавшего любимцу все выходки; как оказалось, не зря. К сорока пяти годам Энсар Кронлин сделал множество нашумевших докладов по социальной демонологии, и несмотря на недостаток печатных работ, слыл одним из лучших спиритологов столетья. Большую часть времени он проводил в тех краях, где считают, что волшебники не носят академических мантий и слишком невежественны, чтобы построить железную дорогу или изобрести телеграф — и оттого, быть может, с годами стал еще более эксцентричным, чем в юности.

Де Бреноль отпер калитку, тщательно вытер подошвы сапог о решетку и зашел домой; но перед тем достал измятую записку и с наслаждением, не прибегая к помощи зажигалки, тщательно обратил в пепел, словно пытаясь вместе с клочком бумаги сжечь и свое раздражение. С Энсаром Кронлином Де Бреноля связывали два десятка общих экспедиций, несколько совместных публикаций и многолетняя дружба, но, все же, иногда непредсказуемость последнего не на шутку выводила его из себя.

* * *