Волшебники

— Отлично! Что бы я без тебя делал. — Энсар улыбнулся чуть смущенно.

— А ты как думаешь, Энс?

— Сидел бы в долговой яме на Карне, — вдруг ответил тот без тени улыбки. — Если бы рыбы не сожрали меня раньше. Ну, ладно. Где, говоришь, закуска?

Отправив Энсара на кухню и поднявшись наверх, Де Бреноль запер лампу в сейф, клятвенно обещав себе не прикасаться к ней хотя бы до той поры, пока не покончит с «Вотивными дарами».

* * *

Энсар перекусывал и наводил на себя лоск битых два часа. Время тянулась медленно. Де Бреноль взялся было за чтение, но — не читалось.

Маясь ожиданием, он осушил три, а, может, все пять бокалов вина, и — как он сам себе объяснял — единственно по этой причине, когда они, наконец, добрались до площади Падших и в завершении плотного обеда почали еще бутылку бренди, у него развязался язык. Неугомонный Энсар расспрашивал обо всем его житье в подробностях, пока Де Бреноль, устав отвечать, не оборвал его.

— Да ерунда это все, Энс… Вот я работаю. Много лет. А кому это надо? Мне? — Он одним глотком осушил половину фужера. — А кому еще, Энс? Кому это в радость? Ты знаешь, я преподаю, но, Матерь Небесная, Энс, видел бы ты их лица! Одним моя наука не впрок и ни к чему, другие… О, я тешу себя надеждой, однажды она сгодится им, но не так-то просто каждый день убеждать себя, что тошнит их не от моего голоса, а от выпитого накануне пойла. Даже те, кто испытывает к моему предмету некоторую приязнь, к концу лекции поглядывают на часы с нетерпением: теория им скучна, они жаждут «настоящего дела»… Конечно, я помню нас на их месте; но это слабое утешение. Поднимаясь на кафедру, я чувствую себя экзекутором, злодеем, но не тем, кто нужен и полезен.

— Но, Виктор… — попытался вклиниться Энсар.

— А мои сочинения! — С исступлением продолжал де Бреноль, не давая ему вставить слова. — Студенты зубрят их, не понимая ни строчки и костерят меня последними словами, коллеги лениво пролистывают перед тем, как вписать в библиографический список, и лишь редкий ценитель находит в моих изысканиях свой интерес. Но и он, обыкновенно, мною недоволен, потому как надо было сделать эдак, а не так… В моей работе — вся моя жизнь, Энс. И, между прочим — немалая доля твоей, и не только.

Де Бреноль взглянул на него через стекло фужера: многие монографии и статьи были написаны им по материалам общих экспедиций, и, зная нелюбовь друга к записям, он всегда уделял исследованиям Энсара столько внимания в тексте, сколько возможно.

— Но работа эта никому не нужна. Смешно! Право, смешно, Энс. — Де Бреноль криво улыбнулся. — На бумаге я — большая шишка, но наше общество прожило бы без меня ничуть не хуже, чем живет со мной… Оно бы, пожалуй, и вовсе не заметило моего отсутствия. Да, что там — общество, даже наш тесный Университетский круг легко обойдется без меня. Знаешь что? Когда я вспоминаю пустыни Карна и лес Повешенных, как мы отбивались от упырей, как пробирались ходами земляных драконов, бросив все, но не твою коллекцию образцов — меня терзает ностальгия. Но знаешь, что я думаю, Энсар? — Де Бреноль встретился с ним взглядом. — Уже тогда все было так. Только наши руки и головы были постоянно заняты: мы беспрестанно боролись за то, чтобы выжить, сделать, успеть. И некогда было беспокоиться о том, зачем это нам… Ты до сих пор так живешь. Я знаю, ты приехал, чтобы снова позвать меня с собой. Но не стоило стараться, Энс. Мой ответ, по-прежнему — нет.

— Даже не полюбопытствуешь, куда? — спокойно спросил Энсар.

— Не полюбопытствую, — отрезал де Бреноль. — Я пресытился риском; любопытство не заменило мне других побуждений сердца, Энс. Напрасно говорят — я знаю, я слышал — что с возрастом я закостенел, стал труслив, тяжел на подъем. Глупцы! Я заперся в кабинете искать смысл… Нет, не так: я желал придать своей, нашей с тобой жизни смысл… Но не преуспел в этом. Я еще трепыхаюсь, но я устал, Энс. Устал быть пустой, бесполезной, бессмысленной шишкой… Эти юноши, — Де Бреноль указал на выходящую из кафе компанию галдящих студентов, — перед тем, как уйти, долго рассматривали нас. Одни из них, быть может, завидуют твоему обветренному лицу путешественника, другие — моему дорогому костюму и профессорским атрибутам. Они смотрят на меня и видят перед собой кого-то, чья жизнь удалась — солидного, заслуженного волшебника. Но я-то знаю, кто я таков.

— А они не слишком-то похожи на нас, да? — Энсар проводил студентов взглядом. — Если ты хочешь видеть толк от своей работы воочию, Виктор, и получать за нее благодарные улыбки — проще всего мести улицы. Или раздавать хлеб в доме призрения.

— Ты не поверишь: я пробовал. — У де Бреноля вырвался нервный смешок. — Инкогнито, конечно…

— И как ощущения?

— Уж лучше, чем безо всякого смысла самому подыхать от жажды и голода на потерявшей мачты скорлупе! — гаркнул де Бреноль: невозмутимый тон Энсара почему-то уязвил его. Но вспышка прошла в ту же минуту. — Прости, Энс.

— Забудь.