Волшебники

— И в чем же твое желание? Господин Энсар был надоедлив, как москит: он задавал вопросы и хотел, чтобы говорил я, пока песок не забьет мой рот, — сказал джинн, равнодушно выслушав весь поток слов, который обрушил на него де Бреноль; все то, что прежде высказал Энсару, и чуть-чуть сверху. — А ты — как глупая птица зако, господин: говоришь много, но не говоришь ничего, и хочешь, чтобы я слушал. Почему бы вам не поговорить друг с другом? Я не прочь посмотреть, чья глупость возьмет верх.

— Мы уже говорили и будем говорить еще, — сказал де Бреноль, подумав про себя, что, называя джинна «немного заносчивым», Энсар не преувеличил. — Но спасибо за совет, Даврур.

За время, пока высказывал джину наболевшее, де Бреноль успел чуть остыть, а в мир вернулись какие-никакие, но краски. Джинн пробуждал любопытство, за ним интересно было наблюдать. Даврур, хоть и старался казаться ко всему равнодушным, тоже рассматривал обстановку кабинета с интересом: особенно подолгу взгляд его задерживался на шахматном столике с фигурками из кости ящера-молотобойца и на старинном оружии на стойке в углу.

— Так каково твое желание? — снова спросил джинн. — Скажи ясно, и я выполню его, если мы сговоримся в цене. Коротко и ясно, многоречивый господин. — В голубых глазах джинна плясали искры.

Де Бреноль вздрогнул под его пристальным и насмешливым взглядом. Несведущему наблюдателю джинн в этом облике мог бы показаться человеком, но в нем — во всем его народе — было куда меньше человеческого, чем в старом гоблине Ша-Буне или любом другом людоморфе.

— Я хочу… — Де Бреноль сглотнул. — Я хочу быть нужным. Приносить пользу и радость. Я…

Даврур расхохотался. От его рокочущего смеха задрожала люстра.

— И я хочу знать, что ты находишь в этом смешного, джинн! — Де Бреноль почувствовал, как кровь приливает к лицу.

— Неразумный господин, который сам не знает, чего хочет! — Джинн осклабился. — Разве это не смешно?

— Объяснись! — Де Бреноль откинулся в кресле, стараясь успокоиться. Ссориться с джинном — ничего глупее нельзя было придумать.

«Не спеши. Постарайся понять» — Де Бреноль мысленно досчитал с одного до десяти. А затем с десяти до одного.

— Ты скорбишь о том, что не делаешь того, чего желал бы мир, — начал Даврур. — Но что ты желаешь изменить — свои дела или весь мир? Для первого тебе не нужен я, второе же и мне не подвластно. Твое желание, каким бы оно ни было, не имеет смысла: это очевидно. — Джинн сложил руки на груди; на красиво очерченных крупных кистях сверкали разноцветными камнями золотые перстни. — Удивительно, что такой невежественный человек, как ты, сумел овладеть столь сложной игрой. — Едва заметным движением пальца он указал на шахматный столик. — Или же она пылится здесь для красоты?

— Я люблю иногда сыграть со своим дворецким. И могу сыграть с тобой, если это доставит тебе удовольствие. — Де Бреноль приказал столику подкатиться к креслу; смутно он припомнил, что Энсар как-то рассказывал ему — среди джиннов бытует мнение, что это они, джинны, научили людей шахматам, а не наоборот. — В твоем замечании есть смысл… Положим, ты заставил меня задуматься, Даврур. Не будем торопиться с желаниями. И все же твоя насмешка мне обидна. Разве я повинен в том, что живу сам себе поперек?

— А кто, если не ты? — Джинн с довольной улыбкой толкнул пешку вперед. — Но твоя молодость отчасти извиняет тебя, господин.

«Молодость?! Впрочем, если сравнивать с тобой…» — Де Бреноль сделал ответный ход.

За следующую четверть часа он легко получил преимущество в фигуру: казалось, Даврур играл намного хуже, чем стоило бы ожидать от древнего духа. Впрочем, на доску джинн смотрел краем глаза и больше разглагольствовал, чем играл.

— Ты невежественен, господин, — заявил он, беспечно направляя еще одного слона в заготовленную Де Бренолем ловушку.

— Возможно. — Де Бреноль атаковал и следующим ходом взял слона.

— С младых ногтей ты заучил, что заключить джинна в сосуд — значит, пленить его.

— А разве нет? — вежливо удивился де Бреноль. Он знал, конечно, что прозвучавшее утверждение ошибочно, но Даврур знал лучше: стоило его послушать, к тому же, поучения явно доставляли джинну удовольствие.

«Вот кому стоило бы стоять на кафедре», — подумал де Бреноль и улыбнулся этой мысли.

— И да, и нет: сосуды хранят наши эфирные тела от разрушения. — Джинн выдвинул вперед ладью. — Время моего народа подошло к концу, и некоторые из нас добровольно позволили связать себя заклятьем перед лицом скорой гибели. От лампы мне мало радости, но есть несомненная польза: она необходима мне. Быть частью материального и выполнять людские капризы — весьма обременительно, однако и на этом пути есть свои удовольствия.

— Такие, как беседы с Энсаром Кронлином? — Де Бреноль взял пешку, оставшуюся под боем.