... Две с половиной тысячи лет назад жил царь Кир. Он покорил Лидию, греческие колонии в Малой Азии, Вавилон и уничтожил тысячи вражеских воинов.
Об этом царе можно прочитать в каждом учебнике истории.
И в это же самое время на маленьком островке посреди Средиземного моря правил своим народом король Пансо. Он ничего не завоевывал, никого не уничтожал, и учебники истории не упоминают о странном короле.
Только, старая-старая притча — или сказка — донесла до нас его имя.
Однажды, рассказывает притча, на море разразилась буря, и царский корабль поспешил укрыться в тихой бухте маленького зеленого острова. Когда царь Кир спустился на берег, навстречу ему вышел седой старик с румяным, круглым лицом.
— Кто ты такой? — спросил царь.
— Пансо, король, — приветливо ответил старик и показал на маленькую корону, нарисованную золотым карандашом на старой соломенной шляпе, которую он держал в руке.
— А я — великий и непобедимый царь Кир! Тебе, конечно, знакомо мое имя? Во всем подлунном мире гремит хвала моей воинской доблести и мудрости правителя.
— Не извольте гневаться, ваше величество, но что мы можем знать — тут, на острове... Днем работаешь в поле, а вечером, когда сядешь отдохнуть, слышен только прибой, да шум ветра, и крики чаек...
— Покажи нам свои сокровища, что ты хранишь в королевской кладовой, — нахмурившись, перебил царь.
— Изволь! — ответил Пансо. И они спустились по земляным ступеням в подвал, где в углу стояла бочка с вином, лежали круглые сыры и румяные хлебы, а на крюках, вбитых в стену, висели окорока и колбасы.
— Это все твое королевское достояние? — спросил царь.
— О да! До осени хватит, а там поспеет виноград, и мы надавим нового вина.
— Вижу, ничего ты не скопил, — презрительно сказал царь, когда они вышли. — Но, может быть, ты обладаешь хоть мудростью?! Покажи мне Законы, по которым живет твой народ.
В это время двое пришли судиться.
— Король Пансо! — сказал один из пришедших. — Я купил у этого человека пустошь, стал там рыть землю и нашел клад. «Возьми себе, — говорю я ему, — этот клад: я купил у тебя пустошь, но не золото».
Другой отвечал:
— Я, как и ты, боюсь греха присвоения чужого. Я продал тебе пустошь вместе со всем, что находится на ней, от недр земных до высот небесных.
— Имеешь ты сына? — спросил король одного из них.
— Имею.
— А у тебя дочь есть? — спросил король другого.
— Есть.
— Пожените их друг на друге, а клад отдайте им в приданое.
Видя удивление царя Кира, король Пансо спросил его:
— Разве нехорошо я рассудил этих людей? А как в вашей стране решили бы подобный спор?
— Я, — ответил Кир, — отрубил бы обоим жалобщикам головы, а клад забрал бы в царскую казну.
— Светит ли солнце в вашей стране? — спросил Пансо.
— Светит, — ответил Кир.
— И дожди идут?
— Идут.
— А есть ли скот у вас?
— Есть.
— Проклятья достойны люди у вас, и только ради животных солнце светит и дожди идут у вас, — тихо сказал Пансо, бесстрашно глядя в глаза грозному царю.
... Хотя это не имеет прямого отношения к мудрости, может быть, следует заключить главку тем, что говорил о сказке музыкант и писатель Эрнст Теодор Амадей Гофман, известный всем детям, потому что он написал много прекрасных сказок, в том числе сказку «Щелкунчик», и известный взрослым, потому что все мы были детьми.
Одному человеку сказка нужна просто для отдыха, «чтобы потом, — как говорил Гофман, — с удвоенным вниманием вернуться к настоящей цели своего существования, — быть зубчатым колесом и исправно мотаться и вертеться». А другому?.. Другой — музыкант.
Первому не так уж важно, для чего именно «мотаться и вертеться», важно, чтобы исправно.
А второй слышит — для чего.
Первый нарежет лозняка у тихой речки, отнесет на рынок и продаст. Не все ли ему равно, замочат ли этот лозняк в соленой воде и из него получатся прочнейшие розги. Или чуткие и нежные пальцы сплетут из лозняка корзину, куда будут опускаться звонкие ягоды земляники, матовая брусника, черная, как агат, черника и цветы — ведь не так давно в лозняке пели соловьи.
Первый просто делает свое дело: исправно мотается и вертится. А второй? Второй — сказочник и музыкант. Он слышит, слышит музыку того, что творят человеческие руки, он слышит и свист розог, и песню цветов.
Как знать, может быть, и это поможет нам понять, кто же на свете безумен, а кто мудр...
Глава четырнадцатая. Антуан де Сент-Экзюпери.
Из страны детства
Он говорил:
— Я из моего детства. Я пришел из детства, как из страны.
Он поверял это лучшим друзьям, словно самую большую тайну. И, прислушиваясь к тому, как он произносил «я из моего детства», люди понимали, что этим он объясняет — и самому себе, и всем, кого любит, — почему разумным советам он так часто предпочитает решения, на взгляд многих, почти безрассудные.
Он шел по жизни такими трудными путями вовсе не оттого, что любил риск.
«Суть не в том, чтобы жить среди опасностей. Это всего лишь громкая фраза. Тореадоры мне не по душе. Я люблю не опасности... Я люблю жизнь», — писал он.