Люсьен села рядом, помешкала – и осторожно тронула руку матери.
– Прости меня, мама. За то, что не смогла защитить тебя от тебя самой.
– Ничего, – отозвалась ведьма, привалившись к плечу дочери. – Ничего страшного. Великая это наука – быть собой. Постарайся постичь её в совершенстве. – Она отдышалась и тихо улыбнулась: – Когда-то давно меня звали Трайр. Я передам твоему отцу, что ты его любишь, если мы ещё когда-нибудь встретимся... И ты… Не держи зла... Не грусти. На самом деле я всегда хотела узнать, что такое тишина…
С этими словами она вдруг рассыпалась прямо в объятьях дочери на множество мелких частиц, которые тотчас поднял в самую вышину ветер. От ведьмы осталось только тяжёлое ожерелье с красными камнями и перстень в виде ворона.
– Мама, – прошептала Люсьен, и из её глаз хлынули слёзы. – Мама, вернись!..
Но девушке ответил лишь звон в кронах облаков, и шёпотом волн, и гул холодных утёсов. Колдуньи по имени Трайр не стало.
Глава 22
Вихреградье было ярким и мерцающим, и стояло по-прежнему крепко. Едва я увидела его с носа корабля, как сердце забилось оглушительно и больно. Меня тошнило от волнения. Я боялась увидеть всех, кого знала и любила, и особенно – Элика и Храна. Как там мои родные, мои хорошие? И как я могла так долго обходиться без них? Мне хотелось плакать, а потом сразу смеяться в радостном предвкушении. Я места себе не находила, и ни Влас, ни Эрх, ни воины ничем не могли меня отвлечь. А вот то, что чайки своей магией сократили наш путь вдвое, было весьма кстати. Сами северные мореходы уже отправились домой – Оси жаждал поскорее вернуться к жене и дочке.
После того, как Люсьен потеряла мать, мне весь обратный путь ужасно спалось. Нет, меня не посещали призраки, мне не являлись мрачные образы или страшилища. Я просто никак не могла провалиться в сладкое, глубокое беспамятство, к которому так привыкла рядом с Власом.
– Ты просто устала от большой воды, – сказал супруг. – Дома ляжешь в нормальную постель – и сразу уснёшь, как младенец.
– Сначала я всех обниму, поцелую, поем винограда, помоюсь…
– Больно длинный список получается, – рассмеялся мужчина.
Нам впервые было так легко несмотря на все потери. Конечно, никто не стал праздновать уход колдуньи, но и никто, кроме Люсьен, не грустил о Трайр. Мы поставили серое каменное надгробие на холме, где она встречала корабли, я нарвала цветов. Утешать Люсьен неожиданно взялся Эрх, и у него это неплохо получилось. Он даже уговорил девушку отправиться с нами в Вихреградье, и она не стала спорить. Правда, и особой радости не выказала. Мне показалось, что теперь ей всё равно, куда отправляться.
Люсьен не была привязана к матери, но в те последние мгновения, что у них были, колдунья почувствовала, какой могла бы быть её семья. Они обе могли бы создать что-то хорошее, и я, думая об этом, с трудом проталкивала ком в горле. У Трайр была сложная, тяжёлая судьба, но повторит ли Люсьен ошибки матери? Я очень надеялась, что нет.
На берегу нас уже встречали – шумно, счастливо, огромной толпой. Казалось, собралась, несмотря на раннее утро, вся крепость до последнего человека и животного… На пристани теснились только самые близкие, и Элик в их числе. Едва увидев брата, я разревелась, и так и плакала в его объятьях долгие несколько минут.
– Элик… Брат! Я тебя очень люблю.
– И я тебя, сестра.
У меня дрожали ноги, и слёзы всё никак не утихали. Однако когда подошла юная мама, я всё-таки перестала хлюпать носом.
– Ромашка! Ой, какой лапочка!..
Племянника мне вручили бесстрашно и доверчиво, и я долго разглядывала мирно спящего средь шума кроху. Он был очень красивым, и успел наесть пухлые щёки. Мне очень хотелось его поцеловать, но я так и не решилась, и отдала детку маме.
– Он похож на вас обоих.
– А улыбка Элика, – сказала Ромашка. – Чему я бесконечно рада.
Вдоль пристани росло множество водных гиацинтов, из воды торчали головки резковато пахнущих водных Лун, а прямо на досках примостились какие-то смешные розовые цветочки.
– Здесь и правда драконы постарались, – шепнула я Власу.
– Угу. И сама крепость тоже вся цветёт. Даже внутри комнат теперь цветы растут.
Мы переглянулись и рассмеялись. Как же здорово было вернуться домой! Я пыталась всем пожать руки, кого-то даже обнимала. Радостно приветствовала Шимеля, и он улыбнулся в ответ. Мне было хорошо как никогда прежде, ещё и потому, что Влас тихонько поглаживал мои пальцы.
– А что Хран? – спохватилась я, когда мы прошли половину пути.
– Он плох, – отозвался брат. – Но ждёт тебя упрямо.
Я едва не порвала подол, наматывая его на руку. Потуже завязала сапоги – и рванула вверх во всю прыть. Бежать почему-то было тяжелее обычного, наверное, просто отвыкла за долгое время. Спасибо мужу – помогал, не дал запнуться ни разу. Правда, в коридор я забежала вперёд него. С ноги открыла дверь наших с Власом покоев, споткнулась о порог, едва не разбив нос, и увидела Храна, клубочком свернувшегося у балконной двери.
«Ты всё равно кого-нибудь потеряешь»…
– Хран! Хранушка!
Я бухнулась перед псом на колени, взяла в ладони широкую мохнатую морду.