Омываемая океаном с трех сторон, земля удивительных пейзажей, старинных замков, пустошей и одиноких маяков, маленьких деревень, словно вышедших из кельтских сказок, мистических менгиров и безумно вкусных даров моря сочетает в себе Средневековье с широкими пляжами, морской ветер с быстрыми речками, легенды и сказки, на которых вырос весь мир. Здесь есть все, чтобы покорить сердце путешественника: нежные вспышки дрока посреди пустошей у самой воды и аромат морского ветра, множество островов и каменный корсарский город, яркие синие окошки и двери в каменных домах с характерными треугольными крышами.
Земля кельтских фестивалей и волынок, невероятных головных уборов и старых рыбацких суденышек. То ли конец мира, то ли его голова.
Земля, где спят два великих влюбленных волшебника…
Часовни, соборы, крепости, фахверковые дома, утопающие в цветах старые каменные бастионы.
И люди. Обветренные морем рыбаки и фермеры, которые смотрят, как звезды купаются в океане, или работающие на земле в деревнях с непроизносимыми кельтскими названиями жители с такими же непроизносимыми именами, предлагающие гостю свои старинные наливки.
Говорят, что мы все вышли из воды. Здесь это чувствуешь, здесь гармония человека и океана ощущается особенно остро.
Если эта земля тронула твою душу, то она всегда останется там, даже если тетушки Сольвен и Рослин перероют твое генеалогическое дерево до начала времен и не найдут там бретонских корней. Ведь чтобы стать бретонцем, надо полюбить эту землю.
– Be Breizh! – Ну, будем бретонцами! – поднимет седой фермер бокал простого белого вина за деревянным столом у самого океана.
Вздохнет в таинственном лесу Мерлин.
Be Breizh!
Те дни были наполнены встречами с людьми и их историями, замками и маленькими городками, кулинарными уроками ворчащей мадам Жубер и гордого своими рецептами Жан-Клода. Это была не кулинария, по большому счету это были уроки жизни. От Гарриг и Жан-Клода, от месье Николя и месье Дюбуа, от графа и французского писателя, от фермера, влюбленного в море, и всех остальных, встреченных на том французском пути. Ведь кулинария – это всегда о людях!
Мой блокнотик с именами, местами, рецептами и историями распух, и его листочки заканчивались. Заканчивались и мои французские каникулы.
На прощание я устроила «русский ужин» для небольшой компании. Пришли мадам Жубер с внучкой – 17-летней скучающей девицей по имени Жюли (вот почему она Жюли, а я – Жюлия́???), месье Дюбуа и даже новый молодой мэр деревни, месье Серж.
Мадам Дюбуа успела поучаствовать в приготовлении ужина, возмутившись, что я режу лук в салат.
– Mon Dieu, кто будет есть сырой лук? Моя внучка точно не будет, она вообще ничего не ест! И куда вы столько готовите, разве можно оставлять на завтра, если сегодня не съедят, еда должна быть свежей!
Уже зная, что гости, не доверяя иностранке, принесут каждый свое, я приготовила всего два блюда. Долго ломала голову и изобразила русский ужин совсем не русским.
Я приготовила гуляш (с местными специями из местного мяса он получился совсем не таким, как дома, и я еще раз убедилась, что невозможно приготовить русские блюда из европейских продуктов, вкус будет совсем другой, собственно, и наоборот) и любимый с детства салат «Нежность»: слой мелко порубленного желтка, слой майонеза, слой мелко порубленного лука, чуть-чуть сахара, чтобы ушла горечь лука, слой майонеза, слой натертого на крупной терке зеленого яблока, слой майонеза и натертый на мелкой терке желток.
Салат этот выглядел нежно в прозрачном салатнике, имел свежий и нежный вкус, но, честно говоря, не имел ничего общего с русской кухней.
Гордый, что «поучаствовал в приготовлении», граф привез из магазина красную икру, спросив, не купить ли водку, а мадам Дюбуа испекла Les Crêpes – блины, заявив, что пусть это будет интернациональный ужин!
Съели все подчистую, лишь в прозрачной лохани салата осталось совсем немножко. Молчавшая весь вечер Жюли тихо спросила:
– А можно мне завернуть остатки салата с собой?
Я завернула, а потом гордо взглянула на мадам Гарриг Жубер и изрекла:
– Кормить надо ребенка. А то: не ест, не ест!
Навороченные мадам Жубер свертки с сыром, хлебом, какими-то вареньями и печеностями оказались больше, чем мой чемодан, понятно было, что я физически не смогу утащить эту груду еды, и Гарриг ушла в кухню обиженная и расстроенная. Я догнала ее и заверила, что ни за что не уеду без фиалковых кексиков, я лучше выброшу все вещи из багажа, чем откажусь от ее стряпни.
Мы обнялись и распрощались. Мадам Жубер была утешением для меня, привыкшей к провинциальной итальянщине. В Италии уже давно вся деревня сбежалась бы посмотреть на гостью графа, все двери были бы открыты, за каждым ужином собирались все родственники до пятого колена. Во Франции, даже в деревне, чувствовалось гораздо больше личных границ.
И может быть, я ошибаюсь и вы со мной не согласитесь, но я почувствовала огромную разницу.
Во французской гастрономии царит любовь к продукту, к своему мастерству, к блюду, которое родится в руках повара.