Волшебные миры Хаяо Миядзаки

Зонтик занимает видное место и при следующей встрече девочек с Тоторо, где они вместе с маленькими тоторо танцуют и превращают желуди, подаренные Тоторо, в пышное дерево. Во многих отношениях эта сцена – эмоциональная кульминация фильма, великолепно реализованное видение природы, сверхъестественного и человеческого сообщества, которые связаны для создания самой жизни.

Летним вечером девочки просыпаются от странных звуков в саду. Они смотрят в окно и видят Тоторо с зонтом в компании маленьких тоторо, которые ходят вокруг грядки, где Мэй и Сацуки посадили желуди. Девочки с нетерпением ждали, когда же взойдут ростки, и почти перестали надеяться, но теперь они взволнованно вскакивают с кровати и присоединяются к танцу тоторо. Они подпрыгивают и приседают, похоже, совершая вместе с Тоторо ритуал для роста растений, Тоторо размахивает зонтиком, как волшебной палочкой, а двое маленьких тоторо повторяют за ним и машут над головой большими листьями.

На самом деле, как указывает Хосоэ, это «волшебство» более тонкое, чем то, которое совершается волшебной палочкой[172]. Зонтик Тоторо не просто превращает желуди в дерево, он помогает им преобразиться. А это непростой процесс. Всем приходится работать сообща и при этом усердно. Даже у Тоторо на лбу появляется испарина, пока он трудится. Под воздушную музыку из желудей всходят ростки, которые чудно переплетаются, превращаясь в огромное лиственное дерево под лунным светом. Девочки визжат от восторга, но приключение еще не закончилось. В игру снова вступает зонтик, и на нем Тоторо взлетает над деревьями. Девочки и маленькие тоторо цепляются за его брюхо, и они вместе кружатся и качаются над рисовыми полями, озерами, горами и деревнями.

С помощью Тоторо Мэй и Сацуки прорастили желуди, и это выражение их вновь обретенного навыка и связи с самой землей. Благодаря готовности доверять Тоторо они увидели свой повседневный мир с новой и почти божественной высоты. В полете они словно поднимаются над превратностями быта деревни. Важно отметить, что Сацуки сперва не решается прыгнуть на брюхо Тоторо, что указывает на повышенную осознанность старшего ребенка. Однако, уже поднявшись в воздух, девочки наслаждаются слиянием человека, природы и сверхъестественного. В какой-то момент им тоже хочется реветь вместе с Тоторо, символически обретая свой собственный «голос». К концу полета они даже восклицают: «Мы – ветер!»

Наутро после полета под луной девочки просыпаются и обнаруживают, что желуди на грядке дали крошечные зеленые побеги, а не превратились в пышное дерево, как они видели ночью. Вместо того чтобы разочароваться, они радостно кричат: «Сон, да не сон! Сон, да не сон!» – и это показывает, что теперь они, подобно философу Чжуан-цзы, тоже могут создать свою воображаемую реальность, не нуждаясь в одобрении внешних сил.

Последняя встреча детей со сверхъестественным, хотя и захватывающая, самая прямолинейная во всем фильме. В этой сцене Сацуки бежит к Тоторо, чтобы попросить его помочь ей найти Мэй, которая убежала и потерялась, когда хотела отнести маме в больницу кукурузу с огорода няни. Кульминация фильма – то, как Сацуки и жители деревни ищут Мэй, – по-настоящему травматическая ситуация, которая разрешается благодаря коллективной поддержке и любви. Этот эпизод основан отчасти на недавнем случае из жизни Миядзаки, когда ребенок его соседей потерялся и все боялись, что он утонул в реке, и на одном детском воспоминании, когда его младший брат потерялся на фестивале.

Эту память о временной потере он соединяет с гораздо более глубоким ощущением потери, вызванным болезнью матери. Мэй пропала, когда узнала, что мать, которая должна была приехать домой на выходные, почувствовала себя хуже, из-за чего ей пришлось остаться в больнице. Девочки, конечно, разочарованы и напуганы ухудшением состояния здоровья матери. Удивительно, но даже взрослое самообладание Сацуки, которая так старательно сдерживалась, наконец иссякает. Она разражается слезами перед няней и кричит на Мэй, обвиняя в том, что той всё равно, жива их мать или умирает.

Мэй потрясена, напугана и несчастна, она в одиночку отправляется к маме в больницу, куда идти три часа, и по пути теряется. Страх и беспомощность девочек оживают. В одной сцене Сацуки совершенно расклеивается и засыпает без сил. Миядзаки вспоминал, что в детстве, когда потерялась его собака, горничная не проявила к нему сочувствия, и от горя он заснул, ощущая свое бессилие в такой ужасной ситуации.

В заключительной трети фильма разнообразные кинематографические ходы усиливают ощущение детского страха и напряжения. Особенно эффектен начинающийся закат, напоминающий о том, что время на исходе. Манящий пейзаж, в серебристо-голубых и зеленых тонах детского лунного полета, приобретает зловещие черты, спускаются сумерки, а Мэй всё еще не нашлась. Миядзаки эффектно изображает панику и ужас Сацуки, когда с чувством вины она мечется по сельским дорогам и зовет сестру.