Затем ветер, кажется, начинает жить своей собственной жизнью: он сдувает черепицу с крыши, сотрясает двери и светильники, а девочки, напугавшись, прячутся от него в ванной с отцом. Мягкий, мечтательный отец реагирует на их страх активным и вдохновляющим образом, подавая идеальный пример преодоления травматических переживаний. Он смеется над ветром и его звуками, хвастается, что не боится призраков, и учит дочерей следовать его примеру. Атмосфера разряжается, и изображение девочек с отцом в уютном лоне ванны производит впечатление перехода от тревожной уязвимости к успокаивающей трогательной семейной сцене. Наша последняя встреча с чернушками жутковато-прекрасна: они скользят вверх по стене дома и забираются на гигантское камфорное дерево, освещенное луной.
Психиатры определили некоторые терапевтические реакции на травму, имеющие отношение к повествованию в фильме
Помимо положительной реакции на травму, фильм предлагает еще одно утешение, духовное и возвышенное. Интересно, что Миядзаки здесь старается избегать религиозных намеков и даже убрал из оригинальной раскадровки несколько явных отсылок к синтоизму[168]
. Но всю картину пронизывает ощущение нуминозного и трансцендентного, как в образах природы, так и в появлении сверхъестественных персонажей. Несмотря на уютную домашнюю сцену в ванной, последнее появление чернушек наводит на мысль о некоем другом царстве вне пределов семьи и вообще человеческого сообщества. Огромное камфорное дерево, на которое забираются чернушки, все-таки имеет конкретную религиозную коннотацию – его оплетает симэнава, священная веревка. Луна, освещающая дерево, и облака, кружащиеся у его кроны, создают ощущение необъятности этого волшебного царства.Мэй – первая, кто встречается со сверхъестественным после того, как девочки вдвоем видят чернушек. Энергичная и любознательная четырехлетняя Мэй остается одна в обветшалом саду, пока Сацуки учится в школе, а отец деловито трудится у себя в кабинете. Девочке не удается привлечь внимание отца, и, подобно Алисе из
Мэй явно всем сердцем отдается фантастическому появлению тоторо – радостно забирается на брюхо большому тоторо и спрашивает, как его зовут. Он издает трехсложный звук, и в нем она слышит слово «тоторо», которое ассоциируется у нее с «троллями» (
Эту волшебную встречу мы можем рассматривать как плод воображения маленькой Мэй, которой нужен был хороший «воображаемый друг», друг-защитник. Возможно, она тоже одинока. Однако стоит помнить, что сам Миядзаки настаивает на том, что по сюжету тоторо «существуют», по крайней мере, в этом мире. Судзуки вспоминает, что на одной из первых афиш к фильму было изображение Тоторо со словами: «Это странное существо больше не обитает в Японии. Наверное». Увидев плакат, Миядзаки пришел в ярость и настоял, чтобы текст изменили на «Это странное существо всё еще обитает в Японии. Наверное»[169]
.