Волшебные сказки Азерота

– Ты видел мою сестру, Отвагу? – едва слышно прошептала я губами, сухими, как шрам, прочертивший мою родину.

Тень ответила молчанием. Молчанием и ужасным, омерзительным жаром.

– Ты не найдешь ее здесь, – наконец пророкотал голос.

– Я знаю, – негромко сказала я. – Она ни за что не оказалась бы здесь.

– Пока что нет, – в голос прокрались насмешливые, уверенные нотки.

Я повернулась и посмотрела в мрачные, обжигающие голубые глаза гиганта. Темные шипы и пылающие руны покрывали его огромное тело и лысый крепкий череп. Его жилы и мускулы были настолько раздуты и напряжены, что казалось, будто они разрывают кожу изнутри, причиняя ему страдания. В его кулаках я могла поместиться целиком. А посреди его груди зияла черная дыра, окруженная костяными крюками, удерживавшими ее открытой.

Я положила голову на предплечье и вздохнула. У меня не осталось сил ни на изумление, ни на страх.

– В моем сердце такая же дыра, – мягко сказала я.

Его горящие глаза бесстрастно смотрели в мои. Горячие оранжевые искры поднимались из миллионов огней этой пустоши, беспорядочно метались в воздухе и исчезали в пустоте на его груди.

– Она есть у всех, – медленно сказал он. – Но моя заметнее прочих.

Я вдохнула носом зловонный воздух. Слезы покатились по моим щекам и зашипели, падая на выжженную землю.

– Ты хозяин этой тюрьмы? – спросила я.

Он призадумался, словно вопрос был крайне важным.

– Да, – наконец прорычал он. – Но она и моя тюрьма тоже. – Он покачал своей исполинской головой. – Уходи из этого места, – прогремел страж проклятых. – Тебе здесь не место. Возвращайся домой и забудь обо мне. Забудь о ней. Забудь обо всем, кроме искр других жизней, ибо они пылают совсем недолго.

– Я не могу, – сказала я. – Она – моя сестра. Неужели тебе подобные не знают такого родства?

Изгнанник рассмеялся. Его хохот привел крики в исступление, и я почувствовала давление в костях рук и ног, словно они вот-вот переломятся.

– «Семья» – это всего лишь те, кто может ранить тебя глубже всех остальных, – сказал он. Его голос неожиданно стал мягким, как пепел, оставшийся после пожара. – Моя родня предала меня и приговорила к такой судьбе. Я бы не шевельнул и пальцем, чтобы спасти их души. И тебе не стоит. В кровных узах ты найдешь не утешение, а лишь пролитую кровь. Ты должна уйти. Ты не найдешь здесь Отвагу.

Вдруг он резко склонил голову набок. А затем улыбнулся. Жестокой, голодной улыбкой. И эта улыбка сокрушила остатки моего сердца.

Он повернулся ко мне своей необъятной спиной и медленно зашагал к шпилю черной башни, к своему дому. И какое-то время я почти умиротворенно сидела на краю вечных страданий, не обращая внимания ни на крики, ни на уродливые небеса. Я смотрела на петли и водовороты облачного потока, вихрившегося вокруг шпиля наказания. Пока я не смотрела ни на что другое, он даже казался мне прекрасным. Золотистый и алый, пенящийся и бурлящий воздух.

Изгнанник оглянулся на меня через закрытое доспехом плечо. Я что-то увидела в его безумном взгляде – жалость? Нет, не жалость, но и злобы в нем тоже не было. Он опустил руку, и его огромный кулак свободно повис над бурлящим потоком.

И тогда я его увидела. Всего лишь проблеск, серебристый росчерк, прыгнувший из его ладони. Он помчался по нисходящему потоку, затем подпрыгнул, ловя поток восходящий и виляя в реке облаков. Нечто живое. Нечто живое, и благородное, и борющееся за выживание посреди пылающего царства смерти.

Это была она. Не знаю как, но я это поняла.

Я позвала ее, и серебристый росчерк замер. Затем он снова нырнул вниз, и я побежала вдоль берега реки отчаяния, смеясь, и танцуя, и зовя мою сестру, мчавшуюся прочь впереди меня. Всякий раз, когда огни забвения касались ее, она мерцала подобно свече во время бури. Я снова позвала ее, настойчивее, но она лишь быстрее поплыла сквозь тлетворные испарения.

– Подожди! – закричала я ей вслед, и мой крик присоединился к остальным, потонул в какофонии миллионов миллиардов других голосов. – Подожди меня! Я еще маленькая! Мне тебя не догнать!

Серебристый росчерк остановился. Он повернулся и отважно двинулся против течения, извиваясь и направляясь ко мне. Я закричала от радости – хор голосов поглотил и это тоже, но мне было все равно. Росчерк заметался у моих ног, тревожно, нерешительно. Я села на краю реки и расслабила свое длинное, гибкое тело от макушки до пальцев босых ног. Выражение моего лица стало таким мягким, что мне казалось, будто оно растает под пальцами, стоит мне коснуться собственной щеки. Помня наказ Эломии, я сорвала со спины плащ из шкуры черного волка и медленно, осторожно опустила капюшон в зеленовато-желтую реку и зачерпнула из нее сверкающую, серебристо-белую душу моей сестры.