Волшебный корабль

– На самом деле ничего страшного и даже очень сложного здесь нет. Подними глаза, посмотри кругом! Попробуй почувствовать сквозь штурвал весь корабль. Вот так… А теперь расслабь руки. Будешь так душить дерево – нипочем не успеешь отреагировать. Вот, вот… Теперь чувствуешь его? Он с тобой разговаривает, ведь так? «И кто это там такой, – думает он сейчас, – чья это там такая легкая рука на руле?» Так что держи курс и постарайся подбодрить его. Вот так, вот так, отпусти чуточку… именно чуточку… Вот так и держи!

Он говорил тем же голосом, что и в минуты любви. Тихо, почти задыхаясь… и так ободряюще. Никогда она еще не чувствовала себя ближе к нему, чем сейчас, когда ей выпало разделить с ним его любовь к кораблю, который он вел сквозь яростный шторм. Никогда еще она не чувствовала себя сильней, чем сейчас, когда она крепко и бережно держала штурвал, помогая «Мариетте» взбираться на крутые горбы волн. Где-то наверху Соркор орал на матросов. Они рифили какие-то паруса, и происходящее по-прежнему казалось ей непостижимым, но внезапно Этту охватила жгучая жажда постигнуть. Ибо это не было чем-то превыше ее разумения. И стало быть, она сможет! Об этом ей убедительно говорили и обхватившая ее рука Кеннита, и вес его тела, прижимавшегося к ее спине, и тихий голос, звучавший над ухом. Она сощурилась, смаргивая с ресниц дождь. Сырость и холод перестали быть для нее чем-то таким, чего следовало всеми силами избегать. Нет! Отныне это была всего лишь часть жизни – быть может, не самая приятная, однако закономерная часть ее жизни. Жизни, которая неслась вперед, словно подхваченный течением и ветром корабль. Жизни, которая что ни день выковывала из нее новую личность. Личность, достойную уважения – и самоуважения…

В какой-то миг она спросила его:

– Ну почему всегда не может быть как теперь?

Кеннит изобразил удивление и спросил громче:

– Что? Шторм, который того и гляди швырнет нас на Проклятые скалы, милее тебе, чем спокойное плавание в тихих водах?

Она расхохоталась. Ее обнимал ее капитан. Ее обнимал неистовый шторм. Ее обнимала эта новая жизнь, которую Кеннит ей подарил.

– Ты – мой шторм, Кеннит! – сказала она. И добавила потихоньку, про себя: – И когда я несусь на крыльях твоих ветров, я даже сама себе нравиться начинаю…

Глава 33 Судный день

Уинтроу слыхал о религиозных учениях, признававших существование в загробном мире определенных царств, населенных демонами, коим дано было право вечно терзать души людей. Вот такой преисподней, наверное, следовало уподобить корабль, мчавшийся в водовороте свирепого шторма и населенный двуногими бестиями, неистово вопившими и бившимися друг с другом.

Священные писания Са никого не запугивали посмертными муками, и Уинтроу верил: истязания собратьев были собственным изобретением человечества и благой Всеотец сокрушался, глядя с небес на такие деяния. Этой жуткой ночью на корабле Уинтроу во всей полноте постиг истинность учения Са. Вокруг завывал ветер, хлестал ливень… Но не стихии проливали кровь и исторгали жизни из тел. Этим занимались люди, создания Са. И ничего от Са не было в кровавом кошмаре, происходившем на палубах.

С того момента как Са’Адар запустил фонарем в Гентри, от Уинтроу уже ничего не зависело. Не он начал кровопролитие, не он был зачинщиком смертоубийства. Он вообще даже внутренне никаких решений не принимал. Просто ходил вместе с Са’Адаром и помогал освобождать невольников от цепей. Было ли это правильно? Или лучше было бы попытаться предупредить отца и команду? Не задавай себе таких вопросов, Уинтроу. Не позволяй им вообще возникать. Эти смерти случились не по твоей вине.

«Это не моя вина», – раз за разом твердил себе мальчик. Да что он мог сделать в одиночку, как остановить бешеный поток ненависти и насилия? Он был листочком, подхваченным ураганом…

Узнать бы еще мнение Гентри на сей счет…

Они с Са’Адаром пробрались в самый нижний трюм «Проказницы» и снимали цепи с «расписных», когда наверху послышались первые крики. Там начинался бой, и едва упала длинная общая цепь, как «расписные» рванулись к выходу, попросту сшибив Уинтроу с ног. Са’Адар повел их, светя фонарем, и замешкавшийся Уинтроу остался один в чернильном мраке, перепуганный и вконец сбитый с толку. И вот он ощупью пробирался по трюмам, то и дело падая в грязь, переползая через тела рабов, то ли слишком ослабевших, то ли слишком запуганных, чтобы принимать участие в схватке. Другие метались туда и сюда, окликая друг друга и расспрашивая, что происходит. Уинтроу то проталкивался между людьми, то на ощупь полз вдоль переборок… и все никак не мог отыскать главный трап наверх. А ведь он отлично знал корабль, знал его весь, до последнего дюйма. Вот только это знание плохо помогало ему теперь, когда «Проказница» превратилась в кромешный лабиринт смерти, крови и страха. По палубе у него над головой грохотали шаги, раздавались крики ярости и ужаса, предсмертные крики…