Волшебный корабль

Однако блаженное облегчение длилось недолго. За борт с плеском полетели тела. Белый змей, который, как Уинтроу полагал, затерялся во время шторма далеко за кормой, тотчас пробил огромной головой поверхность и немедленно раскрыл пасть, хватая еду. А в отдалении из воды высунулись еще несколько, окрашенные пестрее. Они созерцали корабль с опаской и любопытством. Один из них вдруг раздул великолепную гриву и замотал головой, исторгая вызывающий рев.

При виде змей у Проказницы вырвался невнятный крик.

– Нет! Уберите их от меня! Нет! – кричала она. А потом Уинтроу услышал: – Нет, только не Гентри! Не отдавайте его этим ужасным тварям, не отдавайте! Уинтроу, пускай они остановятся! Скажи им!

В ответ раздался только ужасающий хохот.

Уинтроу посмотрел на отца. Глаза у Кайла Хэвена были мертвые.

– Я должен пойти к ней, – извинился Уинтроу, – оставайся здесь.

– Можешь не беспокоиться, – фыркнул отец. – Ты ее уже потерял. Ты послушался идиота-жреца и пустил пиратов на борт. Ты стоял и ничего не делал, пока они ее забирали. В точности как прошлой ночью, когда ты даже не попытался нас предупредить о восстании в трюме. – И он покачал головой. – Ночью я на какое-то время даже решил, будто неверно судил о тебе… А теперь вижу, что был-таки прав. Прав от начала и до конца!

– А еще, – сказал Уинтроу с горечью, – я стоял и ничего не делал, пока ты превращал мой корабль в невольничий! – И он медленно, с расстановкой смерил глазами отца. – Боюсь, и я тоже с самого начала был прав!

Он закрепил штурвал и ушел с юта, ни разу не оглянувшись. «Корабль! – твердил он себе. – Я делаю это ради корабля!» Он оставил отца там одного, и притом раненого, не потому, что ненавидел его. Не потому, что втайне надеялся – кто-нибудь возьмет и добьет его. Нет. Он ушел просто потому, что в нем нуждался его корабль.

Уинтроу шел на бак. Добравшись до шкафута, он постарался пробраться сквозь толпу сгрудившихся там рабов, привлекая к себе как можно меньше внимания.

При ярком свете дня бывшие невольники являли собой зрелище еще более богомерзкое, нежели в трюме при скудном свете огарка. Одежда висела клочьями, бледнокожие тела были сплошь в потертостях от цепей и из-за вынужденного лежания на твердых досках. Скудная пища успела превратить многих в ходячие скелеты. Кое-кто уже приоделся, нацепив более-менее приличное платье, снятое с убитых или позаимствованное среди имущества команды. «Расписные», похоже, успели поживиться гардеробом его отца и вообще выглядели гораздо увереннее прочих. Многие непрестанно моргали, точно животные, которых слишком долго держали в темных клетках – и вдруг выпустили на солнце.

Корабельный провиант также не избежал их внимания. Бочонки с галетами были вытащены на палубу и немедля раскупорены. Кто-то прижимал к груди целые пригоршни галет, наслаждаясь ощущением близости еды, которую теперь никто не отнимет. Освобожденные от цепей невольники все еще, казалось, с трудом вспоминали, как это – свободно двигаться, поступать согласно собственной воле. Большинство выглядели полностью ошарашенными, а друг на друга эти люди смотрели с туповатым животным узнаванием. У них отняли их человеческую сущность. Понадобится немалое время, чтобы восстановить ее.

Уинтроу пытался двигаться так, словно на самом деле был одним из рабов, – от одной плотно сбившейся кучки к другой. Са’Адар со своими «расписными» стоял посредине, по-видимому приветствуя пиратских вождей. Жрец разговаривал сразу с тремя. До слуха Уинтроу долетело несколько слов: то была цветистая речь, исполненная благодарности. Ни на одного из троих она, впрочем, не производила видимого впечатления. Самого рослого от нее, похоже, вовсе тошнило. Уинтроу вполне разделял его чувства.

А впрочем, ему до них не было дела. Его заботой оставалась Проказница. Ее тщетные жалобы успели смениться тихими бессвязными всхлипами. У подветренного борта стояли двое «расписных»; они размеренными движениями выкидывали за борт тела убитых матросов и погибших рабов. Лица у «расписных» были отрешенные, и говорили они разве что о ненасытной прожорливости белого змея, хватавшего тело за телом. Уинтроу как раз попался на глаза вылетавший за борт Майлд. Он навсегда запомнил эту картину: босые ноги его друга, торчащие из ободранных штанин, исчезают в пасти белого чудища…

– Да простит нас Са… – выдохнул он краткую молитву.

Отвернулся от страшного зрелища и ухватился за поручни трапа, что вел на бак. Он уже поднимался по ступенькам, когда услышал сзади голос Са’Адара, приказывавшего одному из «расписных»:

– Ну-ка приведи сюда капитана Хэвена.

Уинтроу на миг замер, потом бросился вперед, к самому форштевню.

– Я здесь, Проказница, я пришел, – проговорил он тихо и быстро.

– Уинтроу! – задохнулась она.

Повернулась к нему, протянула руку. Он нагнулся через борт, чтобы достать ее. Обращенное к нему лицо изваяния было искажено ужасом и потрясением.

– Как много убитых! – прошептала она. – Сколько людей прошлой ночью погибло! А что теперь будет с нами?